Первоклассный источник — «Бабур-наме».
Автор этих записок (мемуаров) Захиреддин Мухаммад Бабур (1483—1530 гг.) был одним из представителей династии Тимуридов, вкусившим сладость власти в Андижане, а затем горечь изгнания и, наконец, ставший удачливым завоевателем, основателем обширной империи Великих Моголов, включающей в себя Индию и Афганистан. Но не этим прославился в культурном мире тимуридский наследник, не за военные подвиги и завоевания отмечали по решению ЮНЕСКО в 1983 г. полутысячелетний юбилей Бабура во всем мире. Чествовали не жестокого завоевателя, а талантливого ученого, прекрасного поэта и историка, автора ценного исторического первоисточника — «Бабур-наме».
Бабур хорошо знал город Ош и оставил о нем немало лестных строк. Сам Бабур родился в соседнем Андижане. Его отец Омар-Шейх — правнук «железного хромца» Тимура (Тамерлана)—был правителем ферганских владений Мавераннахра. Когда отец умер, двенадцатилетний Бабур занял его престол и наследовал ферганские владения. Но неудачная борьба с наступавшими Шейбанидами, феодальные междоусобицы вынудили Бабура покинуть родину и искать спасения в Кабуле. Здесь ему улыбнулась фортуна. Набрав в Афганистане армию, Бабур не стал искушать судьбу в Средней Азии и двинулся на завоевание Индии. Раздираемая межфеодальными усобицами, страна стала сравнительно легкой добычей завоевателя. Так в 1526 г. была создана империя Великих Моголов — централизованное государство, оставившее свой след в развитии Индии. Правил Бабур пять лет, жил в новой столице Агре, но очень тосковал по родине, часто вспоминал Андижан и другие города Ферганы, в том числе и Ош. И на склоне лет решил написать мемуары — «Бабур-наме», ставшие замечательным литературно-художественным памятником и ценным источником по истории народов Средней Азии, Афганистана и Индии конца XV — начала XVI в. Как видно из мемуаров, Бабур не раз бывал в Оше, прекрасно знал город, а потому и описал его со знанием дела, подробно и достоверно.
Обратимся непосредственно к первоисточнику:
«Он (Ош. — авт.) стоит к юго-востоку от Андижана, в четырех йигачах (около 24 км. — авт.) пути, воздух там прекрасный, проточной воды много, очень хороша бывает весна.
... К юго-востоку от крепости стоит красивая гора, называемая Бара-Кух. На вершине этой горы Султан Махмуд-хан (чагатаид, могольский хан, убит в 1508 г.— авт.) построил худжру (беседку.— авт.) Ниже ее, на выступе горы, я тоже построил в девятьсот втором году (1496/97. — авт.) худжру с айваном (террасой. — авт.). Хотя его худжра стоит выше моей, но моя была расположена много лучше: весь город и предместья расстилаются под нею...
У подошвы горы Бара-Кух между горой и городом стоит мечеть, называемая мечетью Джауза. По склону горы течет большой ручей...
В области Ферганы нет города, равного Ошу по приятности и чистоте воздуха».
Не без поэтичности Бабур описал природно-географические условия Оша и его ближайших окрестностей: вдоль высоких берегов реки, протекавшей через озелененные ошские предместья и собственно город, раскинулись фруктовые сады и роскошные цветники владетельных и богатых горожан, перемежавшиеся с полями, огородами и бахчами. Весною там благоухали фиалки, затем расцветали тюльпаны и розы. Чистый весенний воздух (о приятности которого ходили споры между жителями Оша и Кассана), обилие проточной воды (речной и арычной), изобилие зелени, цветов и фруктов назывались как непременные достопримечательности средневекового Оша. О достоинствах города уже к началу XVI в. слагались целые предания.
Остатки средневекового пригорода Оша
В «Бабур-наме» упоминается еще сохранившаяся крепость — цитадель Оша, где располагалась резиденция правителя города и округи, а также вскользь говорится о других топографических объектах города и его окрестностей, славившихся обширными садами. Итак, мы видим, что к этому времени сохранялась традиционная трехчленная структура средневекового города (цитадель, шахристан и рабад с присущими им функциями). Конкретных же данных для суждения о территориальных размерах города сравнительно с домонгольским временем в письменных источниках не содержится, а археологических раскопок позднесредневекового Оша не велось, поскольку современный город построен на той же местности. Остатки средневекового пригорода Оша обнаружены при аэрофотосъемке Ю. А. Задне- провским.
В записках Бабура и сочинениях академика В. В. Бартольда, комментировавшего его информацию об Оше и использовавшего также другие восточные источники, приводятся лишь некоторые характерные детали о примечательных топографических объектах средневекового Оша, в том числе и о реке Ак-Буре (названной Бабуром р. Андижан, видимо, по общему направлению ее течения) и о становившейся все более известной «Ошской горе».
И это нетрудно понять. Ведь вопросы водообеспечения наряду с земельными являлись для горожан (как и в предшествующие и последующие времена) жизненно важными. Речная вода самотеком поступала в 9 каналов (арыков), вырытых с учетом покатой местности с юга на север и снабжавших город водой. Она полностью расходовалась на хозяйственные нужды, для орошения садов, огородов и полей. Главный арык из Ак-Пуры назывался хоканским (как и упомянутые южные ворота города — по-видимому, по названию местности
Хокан, находившейся к югу от города). За широким магистральным арыком, через который трудно было переправиться вброд даже на лошадях, тянулась полоса холмистых адыров вплоть до внешних стен города, окруженных рвом с водою. По другую сторону рва пролегала мощенная камнем дорога, а за нею располагались загородные кварталы (махалля) обширных ошских предместий (рабада), поскольку собственно внутренним городом считался шахристан.
Ошская Сулейман-гора, названная в «Бабур-наме» Бара-Кух («свободная, одиноко стоящая гора», а в иных толкованиях — «красивая»), как, и в предшествующие столетия, еще не включалась в территорию города. Но городская застройка уже, по-видимому, несколько приблизилась к ней. На вершине этой горы с конца XV в. стояла каменная худжра, раньше считалось, что это худжра Султана Махмуда — чагатаида, убитого в 914 г. х., сына моголистанского правителя Йунус-хана. А ниже ее, на выступе, возвел якобы свою худжру с айваном и Бабур. Впоследствии первая худжра разрушилась, а за второй утвердилось название «Белый домик» или «Домик Бабура». Отсюда с высоты птичьего полета открывался вид на располагавшийся у подножья горы город с заселенными предместьями и близлежащие окрестности.
Но вот краеведы Оша вместе с ленинградскими учеными и фрунзенскими реставраторами в предюбилейный год Бабура — 1982 г. — решили установить, так ли это. Выяснить это было непросто, потому что не сохранилась, ни одна худжра. Однако удалось собрать все описания и фотографии домика, который обычно называли в литературе то мечетью, то мазаром мусульманского пророка Сулеймана.
Российский посол в Кокандское ханство переводчик Отдельного Сибирского корпуса Филипп Назаров в 1814 г. побывал и в Оше. «По правой руке на утесе упомянутой горы, — писал он о Тахт-и Сулеймане, — мы видели построенные два древние здания, под коими находится большая пещера... Здания сии никем не обитаемы»24. В 1913 г. востоковед Л. Зимин, ученик В. В. Бартольда, опубликовал фото Сулейман-горы, на котором видны две постройки: одна на вершине горы, другая — на более низкой террасе.
Проанализировав описания и фотографии, собравшиеся эксперты пришли к заключению, что «Белый домик», обычно приписываемый Бабуру, на самом деле постройка Султана Махмуда — дяди Бабура, правившего в Ташкенте. Он стоял под прикрытием скалы и сохранился дольше. А худжра Бабура, располагавшаяся, по словам самого строителя, на выступе скалы, «несколько ниже, но зато с лучшим видом на город и предместье», разрушилась раньше, так как не была защищена от воздействия ветров и дождей.
Это надо иметь в виду, когда в отдельных публикациях и на фотографиях встречаешь так называемый «Домик Бабура» — сохранившуюся до 60-х годов нашего века постройку, на самом деле представлявшую собой худжру Султана Махмуда.
О чем пишет Бабур
На склоне горы, между садами и Ошом, при Бабуре действовала мечеть Джауза, с большим внешним двором, упомянутая в «Бабур-наме», видимо, из-за ее широкой известности. А несколько ниже, у трех водоемов, наполнявшихся из стекавшего с горы ручья, в тени деревьев отдыхали путники и паломники. Обычно популярные места поклонения на Востоке не обходятся также без михман-хана, заведения базарного характера, жилых и хозяйственных построек шейхов, эксплуатировавших культовые объекты. Все это, а также разросшееся кладбище у горы, где якобы находилась и почитаемая мусульманами могила визира пророка Сулеймана (Соломона), свидетельствует о несомненно большем освоении горы уже в XV в., чем об этом пишет сам Бабур. Последний, очевидно, знал и о других ошских преданиях, в частности религиозного характера — хадисах, например, о таких, как сфабрикованные местными шейхами легенды о пребывании якобы в Оше пророка, о будто бы оставленных им следах, и о его каменном троне (Тахт-и Сулейман), однако не упоминал их. Кстати, так же — Тахт-и Сулейман—именовался иногда в источниках в последующие века и сам город Ош.
К сожалению, о жизни ошан, как и жителей других ферганских городов, а тем более о положении простого люда Захиреддин Бабур, а равно и его современник Мухаммад Хайдар прямо ничего не сообщают, но читатель понимает, что описываемые ими многочисленные усобицы феодальных правителей за власть в Фергане несли разорение трудящимся горожанам и дехканам. Они в массовом порядке отвлекались от хозяйственных работ, нищали, а при попытке сопротивления грабежам «своих» и иноземных феодалов беспощадно истреблялись. И все же Бабур вынужден был обмолвиться о сопротивлении трудового населения Оша, Маргелана и других городов Ферганы феодальной эксплуатации, поборам и грабежам воинов, угону горожан и дехкан в ополчение враждующих между собой эмиров и их могольских союзников.
Например, едва в 1499 г. эмир Султан Ахмед Танбал и Джехангир-мирза вступили с войсками в город, «как и в Оше, — писал Бабур, — чернь тоже подняла бунт. Людей Танбала здорово поколотили и выгнали из Оша». Восставшие, надеясь, что Бабур будет «хорошим» правителем, сохранили крепость для него и послали к нему гонца с этим известием. Последующая попытка Танбала занять Ош также окончилась неудачей, так как жители восстали, изгнав его сторонников из города. Вскоре, однако, Ош был внезапно захвачен ночью братом эмира Танбала Халилом. Когда же в 1502 г. Бабур с могольским войском подступил к Ошу, жители его, не оказав сопротивления, сдали город. Их примеру последовали узгенцы, а потом и маргеланцы, изгнавшие своих правителей. Позже Бабур предпринял неудачную попытку утвердиться и в Самарканде. Однако вскоре жители Оша убедились, что новая власть, не стеснявшаяся в поборах и притеснениях, ничем не лучше прежней, тем более, что могольские воины считали себя вправе за помощь Бабуру «законно» грабить ошан. «Моголы, оставленные в Оше, Маргинане (Маргелан. — авт.) и других покорившихся мне крепостях, — писал Бабур, — вопреки надеждам народа, начали творить жестокости и насилия. Когда ханы ушли из-под Андижана, жители Оша и Маргинана напали на моголов, находившихся в крепости, схватили их, ограбили, побили и выгнали». Таковы первые дошедшие до нас известия о народных выступлениях в Оше в эпоху средневековья, весьма скупо сообщаемые автором «Бабур-наме».
Ош и другие города и селения богатого и благодатного края, несколько окрепшие при Тимуридах, вновь продолжали служить ареной феодальных войн и усобиц, разорявших трудовые массы города и деревни в XV — XVI вв.
Немногие нарративные (повествовательные) восточные источники содержат крайне скудные и отрывочные сведения об Оше и юге Киргизстана в событийной политической истории этого времени, равно как о хозяйстве и социально-экономических отношениях ошских горожан и окрестных сельчан в XVI —XVII вв.
На хозяйственных занятиях и социально-экономическом развитии городского и сельского оседло-земледельческого населения крайне неблагоприятно отражались бесконечные внутренние раздоры ферганских феодалов, междоусобицы кочевой верхушки узбеков-шейбанидов с казахскими султанами и распри предводителей киргизских родоплеменных подразделений с местными феодальными владетелями. Отзвуки этого находим в строках «правоверного» балхского мусульманина Махмуда ибн Вали об Оше в первой половине XVII в.: «Временами в его окрестности переселяются киргизские племена и мятежные казаки блуждают [там] подобно волку и грабят мусульман».
Но особенно разорительными были многочисленные грабительские набеги могольских ханов из Восточного Туркестана на Андижан, Ош и Узген. Против в целом безуспешных вторжений в ферганско-семиреченские районы могольских ханов, чтобы удержать здесь былое временное господство, активно выступали с XVI в. тянь- шаньские киргизы. Они уже стали преобладающей народностью на Тянь-Шане и начинали играть активную, а нередко и главенствующую роль в политических событиях в Средней Азии и Восточном Туркестане.
Отдельные попытки ошских городских верхов, недовольных поборами и насилиями «своих», местных правителей, отдаться на ханскую милость и обрести покровительство более сильных иноземных владык кончались для Оша весьма трагично. Так было, например, и во время первого удачно сложившегося для моголистанского правителя Абдаллах-хана (1638—1668 гг.) похода на Ош. Когда Абдаллах-хан с многочисленным войском дошел до «Ошского перевала» (вероятно, перевал Карван-кул к югу от Оша на дороге Ош — Гульча), «жители Оша вышли встречать хана, который, войдя в Ош, пустил [город] на поток и разорение и возвратился к перевалу Катман-Тюбе».
В конце XVI и XVII в. Ош — «укрепленное поселение» и один из центров Восточного («киргизского») Приферганья
Ош вместе со своей сельской округой входил в «Ошский тумен» Андижанского вилайета Моголистанского государства. Правда, по словам осведомленного и просвещенного современника Махмуда ибн Вали — библиотекаря правителя Балха аштарханида Наср Мухаммад-хана (правил в первой половине XVII в.), по поручению которого написал (в 1631—1641 гг.) сочинение «Море тайн», в первой половине XVII в. город Ош «был далек от благоденствия» из-за непрекращавшихся феодальных «смут», и не отличался, как в раннем средневековье в период Караханидов, «благоустройством». Зато ошские «святыни» — Сулейман-гора и другие — получали стараниями местного исламского духовенства все большую известность в мусульманских странах Востока.
Сам Ош и другие окрестные населенные пункты (административно они составляли тогда Ошский тумен) до 70-х годов XVI в. передавались моголистанскими ханами, как значится в их грамотах, «с древних времен» в качестве земельного пожалования в условное владение («суюргал») светским чиновникам и духовным феодалам из Андижана, чаще всего мусульманским судьям — «казням Андижанской области и Оша».
Для ошских правителей (а в их числе бывал и главный судья области — кази-калан)—это пожалование в «суюргал» означало не только налоговый иммунитет, но и административно-судебный, о чем неоднократно извещались ханскими грамотами соседние феодалы и само население — «особенно вельможи, держатели приказов, шейхи и прибывающие окрестные люди, которые проживают в Андижане, прежде всего жители Чохортарака и Оша...» А для тружеников — ошан и жителей соседних кишлаков «суюргал» оборачивался усилением их эксплуатации каждым новым владетелем и ростом отчуждаемой части феодальной ренты. Причем жители Оша и окрестных селений в XVI—XVII вв. находились в постоянном страхе за личную безопасность и сохранность своего имущества.
В конце XVII — первой половине XVIII в. для усиливавшихся предводителей киргизских крупных родоплеменных подразделений Ош становится собственным административным центром — их феодальной ставкой. Но это отнюдь не сулило гарантий безопасности горожанам Оша, не приносило им облегчения от налогового гнета, не спасало от насилия при взимании различных поборов. Городские укрепления Оша теперь уже не могли служить серьезной преградой для вооруженных отрядов враждующей между собой местной и иноземной военно-феодальной знати.