Информационно-туристический интернет-портал «OPEN.KG» / Сказание о Манасе. Нaпaдeниe нa кыpгызoв китaйcкoгo xaнa Aлooкe

Сказание о Манасе. Нaпaдeниe нa кыpгызoв китaйcкoгo xaнa Aлooкe

Сказание о Манасе. Нaпaдeниe нa кыpгызoв китaйcкoгo xaнa Aлooкe

НАЧАЛО ЛЕГЕНДЫ


О, это древнее преданье
Нам пора вам рассказать.
Эту старую легенду
Передать мы вам должны.
Где здесь правда, где здесь ложь, –
Трудно нынче распознать.
Рассказали мы лишь часть,
Чтобы насладились вы.
Долго будем говорить
О богатыре Манасе –
Том, что в доблестных боях
Обессмертил своё имя.
Тех, кто видел это всё,
Уж давно в помине нет.
Только повесть сохранилась
О былых горячих днях.
Не начать ли нам рассказ
Про минувшие сраженья,
В назидание потомкам –
Чтобы знали всё они.
Чтобы слава не забылась,
Чтоб отвага всегда жила,
Чтобы честь и благородство,
Не покинули наши сердца.
С дней минувших и поныне
Дни мелькали чередой,
И ночей прошло немало,
С ними – годы и века.
В этом мире с давних пор
Столько душ перебывало,
Сколько есть камней на свете,
Ну, а может, даже больше.
Были добрые и злые,
И хорошие, и плохие,
Силачи гороподобные были,
Мудрецы всезнающие были,
Мастера всеумеющие были,
Народы многолюдные были –
давно исчезнувшие,
От которых остались теперь
лишь их имена…
Что было вчера, того уж нет сегодня.
В этом мире только звезды
Вечно правят свой путь при извечной луне,
Только вечное солнце всегда с востока встает,
Только земля черногрудая на извечном месте своем…
А тем временем скалы осыпались в прах,
И ветры умчали ту пыль в бесконечные дали.
Города воздвигались,
И на старых фундаментах новые стены вставали.
От тех дней – до наших
Слово рождало слово,
Мысль рождала мысль,
Дело рождало дело,
Песня сливалась с песней,
Быль становилась древним преданием…

ЗАВОЕВАНИЕ КЫРГЫЗОВ АЛООКЕ-ХАНОМ



Волею судьбы в назначенный час, прожив дарованные ему все дни, снарядился кыргызский хан Орозду в далекий свой путь, откуда уже нет возврата. Китайский хан Алооке был грозен и суров, разорил он дома в мирных кыргызских селениях, заставил плакать девушек и женщин, обагрил кровью всех, кто оказывал сопротивление.

Некому было сопротивляться, некому выступить против, и калмаки, китайцы с манчжурами издевались над народом, измывались над женами, овладели юными девушками, не успевшими достаточно созреть. Сожгли они дома, разорили жилища, и над всем народом кыргызским нависла угроза полного уничтожения, сирые без правителя жители оказались под властью чужеземцев.

"Уж был бы жив Орозду, не видать бы всех этих унижений", – плакали разоренные и растоптанные семьи, плакали старцы со всем своим народом, плакали юные девицы, которых угоняли в рабство, и весь народ погрузился в печаль, и горести одолели всех людей.

Еще вчера живший в мире и благополучии народ в одночасье лишился своей свободы. Несметные вражеские войска напали и опустошили многочисленный народ кыргызов, погасили огонь очагов, увели в рабство, изгнали с родных мест и рассеяли людей по всем четырем сторонам света, навели ужас на бежавших врассыпную жителей. И побрели несчастные кыргызы, не вынесшие унижений и поборов Алооке, – кто на Алтай, кто на Кангай, кто в Иран, а кто и подальше. Некоторые же осели за необъятным Кашгаром, у подножья гор Кебез-Тоо. Осиротевший без правителя народ, не будучи в силах собраться вновь, растерялся от свалившихся на него невзгод, лишился отцовских земель, пустился в бега и побрел по миру.

Рано потерявшие отца семь сыновей Орозду не в силах были выдержать натиск многочисленных калмаков, не сумели найти ни опоры, ни мудрых слов, чтобы остановить врагов, и те разграбили их, отняли у них весь скудный скарб, весь скот, доставшийся в наследство, сами же кыргызы в горе и печали остались ни с чем, и возрыдали они, голые и сирые, в чистом поле.

Шли годы, дети их повзрослели, возмужали, и народ стал крепче, готовый вскочить на коней, чтобы помчаться в чисто поле, и тогда Акбалта из рода нойгут собрался найти всех своих людей и пошел искать их. Он тоже был забит и захвачен ханом Алооке, он тоже испытал неимоверные трудности, горести и лишения, травлю и унижения.

Захотелось ему объединиться с сыновьями Орозду, быть с ними вместе в радости и в горе, в сражениях и в походах, в победах и в поражении, не хотелось ему каждый год платить дань молоденькими женщинами и совсем юными девицами, отдавая последние богатства. Уж лучше сражаться с ненавистными кара-китаями и маньчжурами, и вот он мужественно и смело, в то же время с глубоким почтением обратился к Джакыпу:

– Дорогой мой брат Джакып, выслушай, пожалуйста, меня. Тыргооты всеми силами напали на нас, во главе их стоял хан Алооке, разломили они мне хребет, сломили мое сопротивление, захватили наших богатырей, воинов наших разбили наголо. Ненасытен этот пес Алооке, кровожаден чрезмерно, потребовал он у моего народа дань в шесть тысяч слитков серебра да в тысячу мехов выдры.

– Да, я и раньше слышал о злодеяниях Алооке. Оказывается, все это правда, Акбалта-аке.

– Разве просто так ходят слухи, Джакып? Да сгорит его дом, только у самого Алооке есть аж шестьдесят сыновей.

Ненавидит он кыргызов род, сразу меняется в лице, когда слышит про нас, весь вскипает, едва услыша наше имя. Вот и теперь он собирается напасть на тебя. Дорогой мой Джакып, трудно будет сладить с этим кабаном, сегодня мы есть, а завтра нас нет – такова уж эта проклятая жизнь.

– И что же делать нам? Подскажите что-нибудь, Акбалта-аке.

И тут Акбалта, перенесший столько тягот и унижений, возрадовавшийся от слов брата, не сдержался и прослезился.
– Что с вами, Акбалта-аке, ведь вы всегда были стойки и мужественны, а теперь плачете, словно ребенок? Крепитесь.
Акбалта, стараясь сдержаться, стараясь не показывать свою слабость, продолжил речь:

– О, этот жестокий мир! Мы совсем растерялись. Одна надежда на тебя, Джакыпа, сына хана Орозду, все кыргызы готовы объединиться вокруг тебя. Я готов присоединиться к тебе, готов жизнь отдать за тебя, готов любого сечь врага, противостоять кара-китаям и маньчжурам.

– Слова истины глаголите, Акбалта-аке. Надо поразмыслить над вашими словами, все взвесить.
– Дорогой ты мой Джакып, я пришел к вам с надеждой, что у вас еще сохранилось в сердце мужество, в руках сила, в голове разум и в душе отвага. Вся надежда народа, вся его опора – это вы, брат Джакып.




Так закончил свои слова Акбалта, и наступила тишина, и лишь собрался Джакып молвить речь, как издали, взвивая пыль, погоняя коней до седьмого пота, поспешно примчались растерянные Текечи-хан и Шигай-хан.

Отдав все свое состояние и бесчисленные стада разбойникам кара-китаям, обобранные до нитки и несчастные, примчались они и, даже не сумев толком поздороваться, тотчас принялись жалобно голосить, прося помощи и поддержки:
– О, дядя Акбалта, о чем тут говорить. Китаи напали и угнали весь мой скот, остальное, что досталось мне от отца, растащили калмаки. Жалко скота, но жалко и собственной жизни: попытался я остановить их, вернуть наше добро и скот, тогда они побили нас всех, – возмущался от ярости Текечи-хан, а уж в это время в разговор встрял Шигай-хан:

– Все они одеты в железные доспехи, хорошо вооруженные богатыри у них разделены на группы, всех, кто пытается сопротивляться, они разбивают в пух и прах, головы проламывают мечами, беспощадно убивают и режут людей, как скот. Будь они прокляты!

– Богатырь ты наш Джакып, это истина. Я своими глазами видел все злодеяния Алооке. – Только подтвердил Акбалта эти слова, как Текечи-хан уж продолжил свою жалобу:
– Дядя Акбалта, народ страдает и уже не выдерживает притязаний и поборов Алооке-хана.

Услышав их жалобы, Улак-хан и дети Орозду во главе с Джакыпом замолкли надолго, не зная, что ответить. Текечи, Шигай и Акбалта посоветовались меж собой и собрали на другой день весь народ на лугу Уйрулмо. Друг за другом выступали кыргызы и говорили все на один лад о том, какие бесчинства творит Алооке, как он в последние дни не дает покоя людям, как отбирает скот – и тот, что пасется в чистом поле, и тот, что откармливают во дворе, и как он бьет и грабит весь народ от мала до велика, как угнетает он всех каждый день и не дает людям спокойной жизни. И тут выступил Текечи-хан, о многом он говорил и завершил свою речь такими словами:
– Дорогие мои соотечественники, нет ничего хуже, чем быть рабом и жить скотом, терпеть унижения и оскорбления.

Лучше сразиться с погаными врагами, биться насмерть и пролить кровь, как выдумаете, мои земляки?

Акбалта подхватил его слова:
– Что мы можем ответить тыргоотам и маньчжурам? Лучше погибнуть в сражении, чем жить на своей земле рабами и терпеть унижения.

Шигаю, напуганному свирепостью Алооке, эти слова не очень-то понравились:
– Уважаемый дядя Акбалта, дорогие соотечественники! Да, нам сейчас нелегко, но и иначе пока нельзя. В тяжелую годину нет нужды в простом бахвальстве. Нет у нас пока царя, который бы объединил и повел за собой народ. Нет у нас пока что сил противостоять калмакам и маньчжурам. Разве что-нибудь останется от барашка, если на него нападут девять волков? Разве выдержит маленький народ, если на него нападет несметное войско китаев?

Услышав жалкие слова Шигая, Акбалта весь нахмурился, помрачнел, обозленный и гневный, сверкнул очами и передернул усами:
– Да что ты говоришь, богатырь Шигай? В худшем случае погибнем, но разве есть кто-нибудь, кто жил бы вечно?

Если суждено умереть, то тебя не спасут все сокровища мира и даже самый быстрый скакун на свете. Если мы станем подданными Алооке, то он будет погонять нас, как ослов, будет бить нас, как скотов, будет унижать нас, как рабов.

Будет он крутить нами, как захочет, будет измываться над малым народом, сколько захочет. Как же мы сдадимся, когда у нас еще не перевелись воины? Взбесился ведь Алооке, попробуем схватиться с этим псом, что вы на это скажете, мой народ?

Его слова тотчас подхватил Бай:
– Уважаемые мои соотечественники, прав здесь Акбалта. Поразмыслите немного. Разве не понятно, что если оставить всё, как есть, то Алооке навсегда отберет нашу землю и оберет наш народ? Где вы будете прятаться, лишившись родной земли, у кого будете искать защиты, лишившись собственного народа? Пока живы-здоровы, разве можем мы позволить издеваться над нашим народом, дорогие мои братья, что вы на это скажете, а?

Пока народ молча уставился в землю, тишина вдруг была нарушена кличем "какан", и, вздыбив землю, из-за гор появилось несметное войско под пестрым флагом. Громко гремели барабаны, звонко играли горны, и враги захватили врасплох безоружный совсем народ. Восседая на иноходце, накинув на плечи шелковый халат, ехал Алооке, упершись рукою в бок, и отдавал приказы своему многочисленному войску:

– Эй, джигиты, бейте поганых бурутов, если будут сопротивляться, ловите их и срезайте с них скальпы. Гасите очаги поганых бурутов, не давайте им собраться, а рассейте их в разные стороны, учините разгром этим проклятым бурутам. Не оставляйте никого из них, уничтожьте всех подряд.

Получив приказ от жестокого хана, рассвирепевшие воины творили, что хотели, с беззащитным народом. Большая часть кыргызов была в расстерянности, не зная, как спастись. Малая же часть не растерялась, спасаясь бегством в горы. Еще были такие, которые ради спасения собственной шкуры пали ниц пред врагами и молили о пощаде.

И тогда хан китаев Алооке сжег лагерь кыргызов дотла, женщин всех схватил и сделал их своими наложницами, сравнял с землей столицу Орозду, навел страх на несчастный народ.

Огромным потоком двигалось войско, добивало всех, кто не успел скрыться, стрелы дождем осыпали людей, копья и мечи обагрились кровью, дома были охвачены огненным пламенем, лик солнца был невидим за синим дымом, собаки выли, и живший до сих пор спокойно народ пришел в смятение.

Не сумевшие противостоять врагу Текечи-хан, Шигай-хан бежали в сторону Ала-Тоо и едва спаслись.

Хан Алооке велел забрать десятки тысяч лошадей, пасшихся по взгорьям, и сотни тысяч лошадей, пасшихся в горах на пастбище. Молодых мужественных воинов, сопротивлявшихся ему, он велел истребить, юных красивых девушек велел взять в наложницы. Андижан и Коканд, еще дальше Маргелан, а еще дальше Самарканд подчинил он себе; услышав имя Алооке, плачущие дети тотчас переставали плакать; с каждого подворья он брал в дань крупный скот, ничего не оставляя людям, он дочиста обирал народ.

Когда наступила весна, он не дал кыргызам объезжать кобылиц; когда наступила осень, он не дал им поесть откормленных ягнят; когда наступила зима, он стал брать дань юными красавицами. Не желавшие отдавать своих дочерей проклятому Алооке, родители плакали кровавыми слезами, несчастные же их дочери, не зная, то ли умереть, то ли дальше жить, терпели невыносимые муки.
23-03-2020, 17:02
Вернуться назад