Великий поход. Ранение Манаса и возвращение кыргызов в Талас. Часть-3
Когда Алмамбет находился в бою, Конурбай послал к Манасу послом красноречивого Чангтийбеса и просил приостановить битву на семь дней. Манас согласился и объявил о семидневном перемирии.
Услышав это, Алмамбет был очень раздосадован и так сказал, прийдя к Манасу:
- Мы отсюда не вернемся невредимыми.
Никто из нас не останется в живых.
Никто из прибывших не уйдет,твердо ступая.
Никто из нас не достигнет больше Таласа.
Когда я говорил, ты не оценил моих слов,
Ты не поступил по моим советам.
Ты решил завершить дни моей жизни,
Ты решил выкопать для меня яму.
Сколько раз, не слушая моих советов,
Ты вскипал гневом,
Ты, видно, решил навлечь на мою голову
Такое несчастье, какого еще никто не видел.
Ты, видно, решил моего тулпара Саралу
Сделать добычей врага.
- Ведь за семь дней перемирия китайцы подтянут новое войско и нагрянут огромным скопом. Напрасно ты согласился на перемирие. Теперь мы не вернемся из этого похода живыми. Если ты вернешься живым в Талас, то отдай мою дорогую Арууку в жены Маджику, а мне не бывать уже в живых. Если Арууке родит сына, устрой огромный пир и назови его Кульчоро, он будет батыром еще более могучим, чем я, - так завещал он Манасу.
И, действительно, вскоре прибыло бесчисленное китайское войско, и началось жестокое сражение. Среди вражеских полчищ Алмамбет увидел великого мергена Коджоджаша.
Алмамбет начал снова заговаривать погоду и насылать суровый мороз на врагов. По всем предгорьям застучал град, по всем берегам рек пролились дожди, повалил густой снег, от трескучего мороза вся земля покрылась льдом. Китайское войско закоченело и бросилось бежать назад.
Конурбай начал рубить беглецов, начал останавливать отступавших и сам вступил в сражение. Видя это, Алмамбет налетел на него, сбил с коня и ранил. Но Конурбаю удалось спастись бегством. Вслед за ним погнался Музбурчак, но когда хотел схватить его за полу халата, сбоку подлетел Коджоджаш мерген и выстрелил в батыра в упор.
Тогда рассвирепели три льва - Алмамбет, Сыргак и Чубак, как буря, врезались они в неприятельские ряды и начали громить их, как шквал. Вся земля окрасилась кровью.
Направо и налево вкалывая копье, направо и налево рубя мечом, носился, как вихрь, Сыргак по полю боя и говорил:
- Как мы достигнем нашей цели? Отделившись от наших удальцов, не сразившись, как следует, как мы уйдем из Бейджина? Как мы вернемся к народу?
Его скакун Кокчебич уничтожал китайцев, топтал всех, кто прибывал. Из вышедших против него калмыков он уничтожил огромное множество. Он косил, не оглядываясь и не жалея головы врагов.
Алмамбет ворвался с грозным кличем в ряды китайцев. Чубак, рассвирепев, сражался один, как целое войско. Был он соколом найгутского рода, он врезался в войско сорока китайских ханов и, не оглядываясь, косил и рубил их без разбора.
Видя это и отчаявшись спасти свою жизнь, Конурбай замер на месте от удивления. Сорок чоро хана Манаса, двинувшись стройно с сорока сторон, с громким воинственным кличем поднялись все вместе на многочисленных китайцев и манчжу.
- Не оставят они никого в живых, обращусь-ка я к Коджоджашу, - подумал Конурбай, и сказал ему:
- Я - тот, кого зовут Конурбаем.
Я тот, кто управлял целым миром.
Десяти правителям был я опорой.
Бейджину я был защитой.
Был я домом, что построили на склоне горы,
Был я ханом кечилей.
От этого удальца Сыргака
В сердце мое вошла печаль,
Кости моих ребер треснули.
Среди китайцев, что оградили себя камнями,
Многие впали в плач и рыдание.
Мой пояс, мою опору
Сколько раз он уничтожал!
Сколько заколол Эр-Сыргак
Батыров моего народа!
Много раз ломал он мне хребет,
Много раз обрекал меня на несчастье!
Когда выступаешь против него,
Эр-Сыргак, наклонившись, явится, как лев.
Одним взмахом сбивает он семерых.
Если что задумает Сыргак,
То не пересчитаешь его жертв.
Вот этих выстроившихся китайских воинов,
Ты думаешь, он не мог бы уничтожить один?
О, мой дорогой Коджоджаш!
Береги мои слова, как собственный взгляд!
Следи за Сыргаком, как за собственным глазом!
Вот там стоит большой Бейджин:
Это место, куда не ступит ничья нога,
Если только не вступит грозный Манас
Или Сыргак, его батыр,
Больше всех достойный удара твоей пики.
Я думаю, что найдется у тебя, Коджоджаш,
Особо хитрая уловка.
Я хорошо узнал Сыргака,
Злосчастного, что разрушает мир.
Когда Алгара, мой скакун, подо мною
Вырвался вперед,
То его копье вонзилось в меня,
И два моих ребра хрустнули.
Тогда-то я оценил его богатырскую стать,
Увидел его мощное сложение.
Я хотел его схватить живым,
Я собрал всех своих балбанов,
И двинул их против него одного.
Скольких балбанов
Он заставил широко разинуть глаза!
Сколько моего народа он перебил!
Если ты схватишь и свяжешь Сыргака,
То буруты лишатся своей опоры.
Тогда мы нападем на бурутов
И насытимся, проливая их кровь.
Если ты убьешь выстрелом Сыргака,
Мы нанесем бурутам настоящее разорение,
Мы начнем действительный грабеж.
Народ сорока китайских ханов
Мы снова соберем для пиров.
Порубив, уничтожив бурутов,
Мы дойдем, убивая их, до самой Мекки.
Так сказал Конурбай Коджоджашу, и ответил ему Коджоджаш:
- Когда Манас захватил Бейджин, я был болен и не мог участвовать в бою. Долго потом я раскаивался. Но в этой-го битве я уж уничтожу их всех!
Услыхав эти слова, китайцы вновь окрылились надеждой и снова ринулись в бой. За Коджоджашем повсюду следовало шесть слонов, доверху груженных стрелами.
Сыргак сбил с коня отца Коджоджаша Караджая, а Алма отрубил ему голову. Увидев это, взревел Конурбай. Скрежеща зубами, полетел он на Алмамбета и хотел его зарубить, но сбоку подскочил Сыргак, сбил его с коня и, схватив Алгару за повод, решил увести с собой. С этим намерением он помчался по узкой тропинке, ведя на поводу Алгару, как вдруг его скакун Кёкчебич споткнулся и с головы Сыргака слетел шлем. Пока Сыргак старался его надеть, на него налетел Коджоджаш и выстрелил в упор ему в лоб. А потом другим выстрелом он убил и вздыбившегося Кекчебича. Так погиб орел Сыргак.
После гибели Сыргака, Алмамбет вновь заговорил погоду. Чубак с сорока чоро ринулся в бой, снова началась жестокая резня. Чубак убил великана Конжаркола. Большой отряд китайских воинов решил захватить Чубака живьем, окружили его, и несколько дней Чубак бился в кольце врагов. Конь его был убит, но он бился пешим. На девятый день, уже совсем отчаявшись, он воскликнул:
- Может быть меня хотят связать живым? Разве я допущу, чтобы принесли меня, одинокого, в жертву? В разгаре этого жестокого боя пусть лучше раздробятся все мои кости! Может быть мое чистое, как молозиво, тело хотят отдать на съедение орлу-стервятнику? Может быть китайские отчаянные головы хотят меня пинать ногами? Я не позволю китайцам накинуть мне на шею петлю, я не хочу идти как пленник к китайцам Какана! Я не допущу, чтобы меня бросили в глубокий ров со стенами в сорок аршин высоты. Бессердечным и жестоким китайцам я не дамся живым!
Когда Чубак так высказывал свое горе, Конурбай нацелился на него своей пикой, Чубак выбил ее из его рук и разодрал полу его чапана.
В это время Алмамбет, искавший Чубака, пришел к нему на помощь и спас его. В этом сражении от руки Чубака погиб Мантуш балбан, а Алмамбет снова ранил самого Конурбая.
Многочисленное китайское войско окружило Алму, и он девять дней был в окружении. Его сильно ранили, и только данное Каныкей лекарство "себеп" спасло его от гибели.
Алмамбет еще сильнее заговорил погоду, спустил на землю густой снег, толщиной в длину копья, но Коджоджаш, волшебный стрелок, все больше и больше проявлял свое искусство. Прячась в ковыле, сумел он застрелить Чубака, Серека, Телека, Акаяра, Шууту и Байчоро.
Решил тогда Алмамбет вступить в поединок с Коджоджашем. Несколько дней стреляли они друг в друга из засады, но Алмамбет никак не мог определить, где прячется Коджоджаш. Коджоджаш показывал все большее и большее мастерство. Он один начал стрелять из четырех ружей. При каждом выстреле каждое из них выпускало по сто пуль, и звук выстрелов раздавался грохотом по окрестным долинам.
В это время на поле битвы вдруг появился Конурбай, оправившийся от раны. Алмамбет снова сбил его с коня, но от силы удара с его головы слетел шлем. Б эту минуту Коджоджаш, нацелившись, выстрелил Алме в голову и убил его наповал. Сарала после его смерти, не даваясь никому, умчался в степь.
Узнав о гибели Алмамбета, горько заплакал Манас:
Я не ожидал, что так быстро падет на шею
Приказ, отданный Алдой!
Отделившись от своих асылов,
Почему я уехал один, а не остался,
Чтобы погибнуть с ними в зияющей пасти Бейджина?
Кем я буду теперь, если не отрублю голову
Хану кечилей Конурбаю?
Кем я буду, если не схвачу
И не принесу в жертву
Коджоджаша, сына Караджая,
Что погубил моего Алму?
Кем я буду, если не прогоню
С Алтая черных китайцев?
Кем я буду, если не изгоню
В Канкай кровожадных черных калмыков?
Кем я буду, если китайцев с их черными замыслами
Не прогоню обратно вплоть до Бейджина?
Пусть тогда я умру не Манасом,
Пусть я оторвусь от всего, что мне дорого,
Чем так опозорю себя!
Уж лучше бы мне не родиться.
Манас произнес эту клятву и вскочил на Аккулу. Он стал косить китацев направо и налево в своем стремительном натиске, и сколько ни стрелял в него Коджоджаш, никак не мог пробить его плотный аколпок. Отчаялся он убить Манаса и, решив оставить его пешим, застрелил боевого коня батыра Аккулу.
Разъярился тогда от горя Манас, вытащил из воротника особую пулю, которую зашила туда Чийырды еще при его рождении, как подарок от дуваны, и, увидев через свою трубу, в какой засаде укрылся Коджоджаш, одним выстрелом застрелил его с помощью этой пули.
Эпос "Манас". Великий поход. Ранение Манаса и возвращение кыргызов в Талас. Часть-2