Юго-западный парадный комплекс буранинских построек
В 1972 и 1974 гг. на городище Бурана проводились охранные работы Института истории АН Киргизской ССР. В зо¬ну строительства ирригационной сети и освоения новых участков земли колхоза «Алчалу» попадала часть холмов, в том числе остатки средневековой усадьбы в юго-восточном секторе городища. Специально образованная группа в составе Буранинского отряда Киргизской археологической экспедиции провела раскопки на холме, имеющем в оплыве размеры 70X80 м. Развалины расположены в 2,8 км от центрального четырехугольника, близ первого кольца длинного вала и параллельно ему.
Большая часть построек усадьбы к моменту раскопок была повреждена, однако четко прослеживались следы хауза в южном углу двора и въезд в нее с юга-востока. Наиболее высокой оказалась северо-западная жилая часть усадьбы, где было вскрыто двадцать различного назначения помещений и внутренний дворик, разделяющий планировку помещений на две половины — парадную и хозяйственную. Выявлено два периода обживания дома с перестройками и ремонтами здания в течение XI—XII вв. Судя по характеру строительных завалов, постройка была одноэтажной.
Юго-западный парадный комплекс включал десять помещений, которые располагались по обе стороны от широкого коридора протяженностью 28 м и шириной 4 м. Одним концом коридор выходил во дворик с мощенными камнем дорожками. Мощные стены (1,6—2,3 м в ширину и до 4 м в высоту) и узкие длинные комнаты предполагают сводчатые перекрытия. Угловые проемы в помещениях были оформлены стрельчатыми арками. Полы некоторых из помещений были выстланы жженым форматным кирпичом со стороной 25 см при толщине 4,5 см; стены оштукатурены и побелены алебастром.
Северо-восточная хозяйственная часть усадьбы включала 11 небольших помещений и кладовых. Здесь они размещались вокруг айванного зала, открытого во внутренний дворик. Внутренние плоскости стен были украшены резными ганчевыми штукатурками, фигурной кладкой панелей, пол выстлан жженым кирпичом. Большое скопление дерева, камышовые пятна тлена, а также тонкие стены (иногда менее метра) свидетельствуют о плоском древесно-каркасном перекрытии этой части здания.
Внешние стены имеют комбинированную кладку из битой глины и сырцового кирпича, характерную для зодчества Средней Азии с древнейших времен. Зданий не имело фундамента. Ограда усадьбы сделана из битой глины с большой примесью гальки — характерный грунт материка городища; ширина стены в кладке 1,2 м. В целом жилая часть усадьбы составляла 1550 кв. м и принадлежала крупному феодалу.
С первым периодом обживания дома связано устройство дымового обогрева с помощью канов — каналов, проходящих вдоль стен в виде полых суф. Подобная система отопления зафиксирована А. Н. Бернштамом в жилой части буддийского монастыря IX—X вв. Ак-Бешимского городища, где узкие каналы были проложены в центральной широкой стене и под полом. Наличие подобных систем отопления известно для средневековой жилой архитектуры Семиречья, Хорезма, Казахстана. Широкое распространение каны имели и в древнемонгольских городах XII в.
Основную часть находок во всех помещениях составляет глиняная посуда, характерная для XI—XII вв. Началом XI в. датирует усадьбу и найденный на полу одного из помещений серебряный дирхем чекана Бухары 413 г. х. (1022—23 гг.), битый в правление Абу Мансура Мухаммеда Арслан-хана (ибн Али).
Раскопанный дом в усадьбе относится к числу памятников средневековой монументальной жилой архитектуры Средней Азии. Он как будто напоминает замок земледельческой аристократии поры раннего средневековья. Его ещё окружают глинобитные стены и различные хозяйственные помещения, но уже утрачены такие элементы замка, как стилобат, бойница, многоэтажность. Из всех вскрытых до настоящего времени усадеб на городищах Киргизии буранинская постройка наиболее монументальна. Она несомненно принадлежала крупному феодалу-землевладельцу, имевшему, по-видимому, в частной собственности обрабатываемые внутри городских стен земли. Именно это своеобразие чуйских поселений позволило исследователям считать их «аграрнонезированными». Обширные площади города в несколько десятков квадратных километров были заняты усадебной застройкой и обрабатываемой землей и обнесены длинным валом.
Работы группы Иссык-Кульского отряда КАЭ Института истории
Знакомство с топографией Буранинского городища позволило нам зафиксировать в разрезах арыков и речки отдельные выходы шлаков и изделий ремесленного производства, в частности, городского медника, продукция которого в виде кумганов и узкогорлых кувшинов вывезена в Токмакский городской историко-краеведческий музей. Мастерская медника располагалась на правом берегу речки Бурана, в юго- восточном секторе городища, неподалеку от центральных развалин, и в настоящее время уже размыта. В пойме реки и пересыхающем летом русле в большом количестве встречаются монеты,жернова и зернотерки, керамика, стекло, металлические изделия, украшения.
Последующие исследования на Буране осуществлялись Буранинской археологической группой Иссык-Кульского отряда КАЭ Института истории. В 1975 и 1976 гг. городище обследовалось в археолого-топографическом плане. В результате было нанесено на план Бураны еще четыре усадьбы в пределах первого кольца длинных стен, отдельные отрезки валов, собран подъемный материал.
Остатки усадеб — торткулей расположены на расстоянии 1,6—3 км от центральных развалин. В плане они прямоугольны, с размерами сторон соответственно 30X38, 50X60, 30X70, 40X50 м. Шурфы и небольшие раскопы выявили в этих усадьбах культурный слой до 4 м толщиной и характерный для X—XII вв. материал.
Молодыми исследователями был заново сделан разрез западной стены центрального четырехугольника, который уточнил ширину ее в кладке по основанию до 7,5 м; кверху стена сужается. Разрез вала внешней глинобитной стены в месте раскопок с южной стороны города показал ее толщину в 4,3 м при сохранившейся высоте 2,3 м. Сравнивая данные разрезов стен П. Н. Кожемяко (см. выше), можно предполагать, что в разных местах толщина городской стены была разной.
У южной стены центрального четырехугольника Буранинской группой в 1975—1976 гг. на площади в 320 кв. м были вскрыты остатки глинобитной постройки, верхний строительный горизонт дал керамический материал X—XIV вв. Стены здания сохранились на высоту 0,5 м. Большой интерес пред¬ставила находка золотой монеты, определенной М. Н. Федоровым как чекан хорезмшаха Текеща. Среди подъемного материала раскопщиками встречены фрагменты согдийской посуды (что отмечается впервые для городища и может считаться случайным фактом. — В. Г. ),бронзовые изделия и дирхем, битый от имени Арслан-хана Сулеймана ибн Юсуфа (424—447/1032—1056 гг.) в Куз-Орду, т. е. Баласагуне.
В первом выпуске «Вестника Академии наук Казахской ССР» за 1976 г. К. М. Байпаков публикует краткое сообщение со сводкой сведений о древних городах Суяб и Баласагун. С учетом новых данных раскопок на Буране он допускает локализацию Суяба на развалинах Ак-Бешима,а Баласагуна — на месте Бураны. Развивая высказанное Дж. Клосоном предположение об идентификации Суяба с Ак-Бешимом , К. М. Байпаков полагает, что столичный город Суяб еще назывался Орду, а позднее был известен как Шуй, Шу, Урду; Баласагун, по мнению автора, был известен до X в. под названием Беклиг или Семекна.
-
В следующем году Буранинская группа вела раскопки на аварийном объекте в 100 м к юго-западу от шахристана. В плане это был округлый бугор размером 32X46 м при высоте 2,5 м. На площади в 140 кв. м вскрыто три строительных горизонта, нижний паз которых насыщен неполивной керамикой X — начала XI в., костями животных и зольниками; средний представлен остатками глинобитной постройки с посудой и кирпичами XI—XII вв.; верхние слои сохранились частично в виде каменного фундамента постройки из жженого кирпича, размер сторон которого 25 и 50 см при толщине 5—5,5 см, с очажными пятнами и ямами. Здесь обнаружена посуда XIII—XIV вв.
О работах на Буране в 1978 г. в печати имеются лишь лаконичные сведения о том, что на Буранинском городище продолжена расчистка внутри четвертого мавзолея. Имеются в виду остатки построек, отмеченных в свое время М. Е. Массоном близ северо-западного угла шахристана. Он допускал здесь местоположение средневекового караван-сарая. Раскопки на объекте продолжались и в следующем году (данные о них еще не публиковались), но назначение здания не выяснено.
Буранинский комплекс сооружение военно-оборонительного характера или летняя резиденция одного из караханидских владетелей?
В январе 1977 г. В. Д. Горячевой была защищена кандидатская диссертация, одна из глав которой посвящена исследованию Буранинского археолого-архитектурного комплекса с середины XIX в. до 1972 г. с краткой историей его изучения и введением новых археолого-топографических данных. В диссертации рассматриваются вопросы застройки средневекового города, локализации Баласагуна; дополнена новыми данными ранее предложенная схема развития этого города. Основные итоги этого исследования подготовлены к печати в виде научно-популярного очерка на базе диссертации.
Первоначальный этап в жизни Баласагуна, по-видимому, связан со столицей тюркских каганов в Семиречье — Орду. Мы (В. Г.) также согласны с предшествующими исследователями, отождествляющими Ак-Бешим с Суябом. С середины X в. город приходит в упадок, население переселяется ближе к горам, вверх по речке Бурана, русло которой при впадении в р. Чу уже давно образовало глубокий, ныне сухой лог, пересекающий городище Ак-Бешим. Новый город формируется всего в 5—6 км, близ ущелья Шамси (или Замби — по Махмуду Кашгарскому). Расстояние между двумя поселения¬ми столь невелико, что в конце XIX в. они воспринимались как развалины одного большого города. По топографической структуре Ак-Бешим соответствует городам мавераннахрекого типа раннего средневековья, исходная форма поселения — шахристан с цитаделью. На Буране нет ни традиционных проявлений замка — цитадели, ни густо застроенного шахристана. В ряду городищ Чуйской долины Бурана является свое¬образным памятником.
Хотя Л. Р. Кызласов в свое время отрицал возможность перенесения старого города Ак-Бешима на территорию Бураны ввиду незначительности его размеров и отсутствия керамики XIII—XIV вв., однако последующие исследования на обоих городищах позволили опровергнуть это мнение. Об огромных размерах Бураны свидетельствуют многие исследователи (В. П. Ровнягин, В. Д. Городецкий, М. Е. Массон, П. Н. Кожемяко) и топографические наблюдения последних лет; X в. не является конечной датой жизни Ак-Бешима, часть поселения функционировала вплоть до XII в., а возможно и позже, как об этом сообщает М. Е. Массон.
Буранинские же развалины дают материал X—XIV вв. и относятся к последнему периоду существования поселений в Чуйской долине. Таким образом, можно предполагать, что на протяжении двух столетий оба города сосуществовали, но постепенно замирал один и расцветал другой. Подобное явление миграции крупных средневековых городов широко известно для городов Средней Азии: Самарканда, Ташкента, Мерва, Кеша и других.
Как же здесь данные археолого-топографических наблюдений согласуются со сведениями письменных источников?
Весьма интересно, что почти все средневековые авторы упоминают столицу Караханидского государства под названием Баласагун лишь с X в. До этого в арабо- и персоязычных источниках (в частности, у Ибн Хордадбеха и Кудамы) отмечен «город тюргешского (тюркского) кагана» в 4 фарсахах от большого селения Сарыг по дороге из Тараза на Иссык-Куль. Наряду с этим обозначением тюркской резиденции в Чуйской долине ал-Мукаддаси упоминает Орду, который тоже имел значение «ставки хана». Логично предположить, что здесь смысловое значение города-столицы передано как имя собственное.
Не менее спорны суждения о городе и топониме «Суяб» (по догадке В. Ф. Минорского, соответствует «Чуаб», т. е. «река/вода Чу», где «су» — арабская передача местного «Чу»). Некоторые источники называют его столицей тюркских хаканов и карлукских ябгу. Наиболее раннее сообщение о городе на реке Чу дает буддийский паломник Сюань Цзан, проехавший через Чуйскую долину в 629 г. к святыням Индии. Он помещает город в верховьях реки, если пройти 500 ли в северо-западном направлении от Прозрачного озера (Иссык-Куля. — В. Г.). «Суйе Шуй — сборное место купцов из всех соседних стран». Суяб (как и Баласагун), по мнению В. В. Бартольда, должен был располагаться близ Токмака.
Нельзя согласиться с А. Н. Бернштамом, который считал возможным сопоставлять Суяб с Новороссийскими городищами. Историко-топографическое изучение Чуйской долины, проведенное за последние годы киргизскими археолога¬ми в связи с составлением археологической карты республики, свидетельствуют о том, что развитых раннесредневековых поселений (которые можно было бы считать городом) восточнее современного Токмака нет. Новороссийские же городища находятся в глубине узкой долины р. Чон-Кемин, в 25 км от места слияния ее с р. Чу и в стороне от торговой международной трассы. Заложенные здесь в свое время П. Н. Кожемяко шурфы и раскопы отразили слабый культурный слой XI—XII вв., поэтому о существовании жизни на этом городище в более раннее время говорить не приходится и его следует считать сооружением военно-оборонительного характера или летней резиденцией одного из караханидскнх владетелей.
Споры историков
Нельзя не отметить, что сведения о «столице тюркского кагана», Суябе и Орду очень противоречивы, У одних авторов эти города фигурируют как разные столицы тюркских правителей в Чуйской долине, у других — подразумевается один город. Неопределенно указано и местоположение Суяба: в одних источниках — по левому берегу р. Чу, в других — по правому (или северному). Поэтому не исключено, что «столица тюркского хакана» у разных (и разновременных) авторов подразумевалась и под Суябом, и под Орду.
В колофоне манихейской рукописи VIII—IX вв. «Священная книга двух основ» в числе городов Семиречья, где имелись манихейские общины, упоминается и Ордукент. Это наиболее раннее сведение о городе — ставке в форме «Орду». Для второй половины X в. ал-Мукаддаси называет Орду маленьким и отмечает при этом крепостную стену, цитадель и ров, наполненный водой. Здесь же он пишет о Баласагуне, называя его большим и изобильным. Махмуд Кашгарский, который «пядь за пядью исходил... все или, селения и степи тюрков», называл Баласагун «Кеми-орду» — «малой ставкой» в отличие от столичного Ордукента-Кашгара. «Орду — город поблизости от Баласагуна. А Баласагун от этого также называется Куз-Орду»,— писал в свое знаменитом «Словаре тюркских наречий» Махмуд Кашгарский. Здесь же он приводит и другое наименование Баласагуна — Куз-Улуш . Современник Махмуда Кашгарского и уроженец города Баласагуна, автор первой тюркоязычной поэмы «Благодатное знание» («Кутадгу билиг») Юсуф Баласагунский, к сожалению, ничего не сообщает о родном городе, но также называет его Куз-Орду. По-видимому, в такой форме Баласагун был общеизвестен во второй половине XI в.
В монгольское время столица семиреченских караханидов и каракиданей называлась еще Каралыг, Гор-Балык (Куз-Балык), что соответствует тюркскому Куз-Орду. В дальневосточных исторических хрониках XII—XIV вв. город- Баласагун известен под названиями Хосун-Орду Гусыэлудо, Хусы ваэрдо, что в переводе означает «Сильный город», или «Город гузов». Анализом значения этих названий города занимались многие исследователи. Многообразие их объясняют по-разному. Н. И. Умняков и X. Хасанов, например, считают древнейшим наименованием города Баласагуна «Беклиг» или «Беклилиг», упомянутый в сочинениях «Худуд алалам» (X в.) и у Гардизи (XI в.).
В. В. Бартольд полагал, что город получил название по материалу, из которого воздвигались постройки («балык» по- древнетюркски «глина»); С. П. Толстов видит в этом слове монгольскую форму balgasun от тюркского balyg в значении «город». Н. Махмудов объясняет топоним Баласагун, как сокращенное звучание двух слов — «балик» с опущением конечного «к» и «сагкун», что означает «сидящий по правую руку». Оба термина, по его мнению, дотюркского происхождения. Название города, таким образом, можно определить как «город бека», «город хана». К. М. Байпаков в указанной выше статье пишет, что этот ойконим— усложненный и осмысливался как «город Сагуна-Сегуна» по наследственному титулу «сенгун», который носили владетель Беклига (большого селения в стране тюргешей) и самые высокопоставленные лица киданей.
Очевидно, что Куз-Орду (Баласагун) и Орду (ставка тюркских каганов) не были одним городом, но располагались так близко, что воспринимались (или именовались) во времена Махмуда Кашгарского (70-е годы XI в.) как один город. После XI в. город Орду в письменных источниках уже не упоминается, однако все эти топонимы сохранились в памяти народа, в его героическом эпосе.
Что могут рассказать древние монеты?
В работах В. В. Бартольда содержится подробная сводка исторических сведений о восточной столице Караханидов и киданей вплоть до XVI в. Однако некоторые дополнительные сведения о городе можно почерпнуть в работах советских и зарубежных востоковедов в связи с открытием и переводом новых извлечений из средневековых исторических источников, а также памятников местной эпиграфики и нумизмаических находок. Ниже приводим некоторые из них. Например, такие данные содержатся в «Географии» Махмуда ибн Вали (1634—1(341 гг.): «Баласагун — из городов Туркестанзамина, известного [под названием] Моголистан. До монгольского нашествия был с чисто мусульманским населением. Из него вышло много ученых. Мустауфи говорит: [Баласагун] — страна обширная и приятная; из шестого-седьмого климатов. Климат его очень холодный. В некоторых лтописях сообщается, что ширина его крепостной стены была в два с половиной [гяза]. [Баласагун] имел сорок соборных и двести будничных мечетей, двадцать ханака и десять медресе.
Народ Баласагуна — сунниты и из общёства ханифитов. И в городе науки фикх и хадис были распространены больше, чем другие знания.
После нашествия монголов до тех пор, пока обычаи монголов не повредили ему, был он благоустроенным и цветущим. И с тех времен до сегодняшнего дня он находится в опустошенном и заброшенном состоянии. Некий путешественник-кашгарец, во время составления сей книги в Балхе, рассказывал: однажды правитель Кашгара вторгся в Моголистан, чтобы осудить и наказать калмыков. Спустя два месяца, следуя по направлению с востока на север, дошли до какой-то местности, где из-под песка на четыре-пять зира выступали крыши высоких зданий: минаретов, дворцов, арок, медресе и приметы их были видны с расстояния четырех фарсангов. Недалеко от той местности мы настигли калмыков [и между нами] приключилось сражение. Схватили из числа этих неверных много пленников и при возвращении, когда дошли до того места, где [раньше] мы увидели остатки зданий, у пленников спросили название этой местности. Они сказали: нам известно лишь то, что здесь [в прошлом] был город Баласагун. Во времена правления некоторых потомков Чингиз-хана остался под песком, а в настоящее время в некоторых местах из-под песка иногда можно увидеть комнаты со всей домашней утварью: котлами, глиняными чашками, сосудами и вазами, а паласы и (прочие) пожитки исчезли. В некоторых же комнатах покоятся и люди. Словом, этот город в прошлом был одним из лучших городов этого края, но в настоящее время забыто (даже его имя)...». Из источника следует, что Баласагун располагался в Север¬ной Киргизии (Моголистан) к северо-западу от Кашгара на расстоянии двух месяцев пути каравана через перевалы Центрального Тянь-Шаня. Это описание города можно впол¬не отнести к развалинам Бураны, расположенной в широкой ложбине у подножия Киргизского Ала-Too, при ясной погоде видной далеко окрест на много километров. И хотя сведения Махмуда ибн Вали о количестве построек и достоинствах города несколько преувеличены, они дают интересный дополнительный материал .по исторической топографии города и его окрестностей.
Свидетельства письменных источников существенно дополняют данные нумизматики. Археологически установлено, что ни на одном городище Чуйской долины, тем более за ее пределами (может быть, за исключением Краснореченского городища) не найдено такого обилия тюргешских монет, как на Ак-Бешиме. Известно четыре типа тюргешских хаканских монет, о чем изложено выше. Большая серия тюргешских монет в настоящее время собрана на Краснореченском городище, отождествляемом нами со второй каганской ставкой в восточной части Чуйской долины—Навекатом. В результате стационарных археологических работ на городище за 1978—1983 гг. собрано более двух сотен монет, среди которых В. А. Лившиц, С. Г. Кляшторный и В. Н. Настич выделяют ранее неизвестные типы и подтипы. Новые находки тюргешских монет позволяют уточнить чтение легенд, выявить некоторые имена правителей-карлуков.
Несомненно, что монеты отливались (реже чеканились) и более всего обращались на рынке в ставке хакана. Для караханидского времени ученым известно более 50 монетных дворов в государстве илекханов, но крайне редки находки монет с указанием монетного двора Баласагуна. Зато имеется масса монет, битых в Куз-Орду (иногда читаются как Кара-Орду).
Кайраки на Буранинском городище
Как отмечалось выше, находки золотых монет и многочисленных кладов, в том числе динаров XII—XIII вв., зарегистрированные на Буране в гораздо большем количестве, чем на любом другом городище Семиречья, свидетельствуют о крупной экономической и политической роли этого города.
В пользу отождествления городища Бурана с Баласагуном могут свидетельствовать и местные эпиграфические памятники. Кроме известных сиро-тюркских надписей на несторианских намогильниках XIII—XIV вв., в пределах центральных развалин еще в конце XIX в. находили гальки с мусульманскими эпитафиями на арабском языке (см. с. 15). К настоящему времени известно 12 эпиграфических памятников арабского письма, хотя половина из них — поздние. Все буранинские кайраки исследованы и переведены В. Н. Настанем. На двух кайраках указаны даты, свидетельствующие об их изготовлении во второй половине XII в.; третий кайрак по стилевым признакам письма датирован В. Н. Настичем XIII— началом XIV в., остальные — домонгольским временем, т. е. не позднее первой четверти XIII в.
Все эпитафии на намогильниках посвящены представителям духовного сословия — факихам-законоведам, муфтиям, имамам, проповедникам. Особо подчеркивается преемственность в наследовании духовных должностей и титулов. Упоминаются также достоинства усопших, их праведность и заслуги перед исламом; специально отмечены факты паломничества покойных в «святые» города Мекку и Медину.
Наиболее интересен в историческом отношении кайрак № 3, найденный при раскопках «четвертого мавзолея» Бураны М. Кубатбековым в 1979 г. (руководитель отряда В. П. Мокрынин). Особое внимание привлекает нисба покойного шейха — «ал-баласагуни», а также заметная близость содержания надписи этого кайрака тексту намогнльника, описанного в «Тарих-и Рашиди». Текст эпитафии начертан на продолговатой гальке длиной 64 см, шириной 13—26 см. Текст без обрамления, исполнен полукурсивным сульсом, опытной рукой каллиграфа: «Это могила шейха, имама славнейшего, благородства мира и веры, гордости спорящих, венца поучающих, прозываемого Мухаммедом, сыном законоведа ал-Умара ал-баласагуни, да озарит Аллах ложе его! Аминь».
В тексте эпитафии на кайраке из Муноры, описанной Мухаммедом Хайдаром, и в буранинском кайраке совпадают имена покойных, нисба и ряд титулов, в том числе «факих»— род занятий, более индивидуализированный, чем традиционное обозначение «шейх» или «имам». Совпадает имя Умар, хотя у Мухаммеда Хайдара это имя исполнителя эпитафии, а в новом кайраке — имя отца усопшего. Речь идет, безусловно, о разных намогильниках, посвященных разным лицам. Однако упоминание в обеих эпитафиях нисбы «ал-баласагуни» свидельствует о многом.
Тождество Муноры с Бураной бесспорно; это мнение вы-сказано давно и не вызывает возражений. Кроме того, в Чуйской долине (в пределах Киргизской ССР) находки кайраков зарегистрированы пока только на Буранинском городище. Поэтому несомненно, что сообщение в «Тарих-и Рашиди» о городе Мунора относится именно к остаткам этого города. В пользу предложенной локализации Баласагуна свидетельствует наличие первоклассных памятников монументальной архитектуры Бураны.
Открытые в последнее время мавзолеи вместе с минаретом и несохранившейся мечетью составляли единый культовый ансамбль в центральной части вновь отстроенного Караханидами города в период принятия ими ислама. Как и в других столичных городах (Самарканд, Узгент, Бухара и др.), монументальные сооружения ансамбля Бураны — Баласагуна были призваны прославлять могущество Караханидского государства и его феодалов в лице правителей и духовенства.
Буранинские усыпальницы занимают особое место в средневековой архитектуре Тянь-Шаня и Семиречья, демонстрируя, с одной стороны, продолжение местной погребальной традиции, а с другой — высокие строительные и декоративные приемы, выработанные в среде оседлого населения Средней Азии. Этот процесс взаимопроникновения художественно-эстетических идей и образов особенно явственно проступает в наружных облицовках зданий, где главенствующую роль играют узорные кирпичные кладки в сочетании с резным штуком (ганчем) и архитектурной терракотой. И это еще раз свидетельствует о том, что традиции средневековой монументальной архитектуры культурных центров средневекового Киргизстана были тесно связаны со строительной практикой Ближнего и Среднего Востока эпохи феодализма, а предки киргизского народа внесли свой неповторимый вклад в развитие мировой художественной культуры и истории.
Заключение
Предлагаемая работа «Бурана (история изучения городища и его архитектурных памятников)» представляет собой наиболее полную сводку сведений об одном из интереснейших памятников Средней Азии, который не поражает ми своими размерами, ни мощностью культурных напластований, но ярко своеобразен среди объектов среднеазиатской археологии и архитектуры. Не случайно Буранинский комплекс памятников порождал и порождает разноречивые мнения относительно датировки и топографии городища, конструктивных и художественных достоинств его минарета, а также отождествлений Бураны с городами Джетысу, упоминаемыми в письменных исторических источниках.
В процессе накопления разнообразных фактов о памятнике, порой, казалось, исключающих друг друга, рождались новые гипотезы.
Ознакомление со всеми видами выявленных вещественных, письменных, фольклорных, архивных источников, литературных и этнографических данных невольно наталкивает на постановку некоторых важных, но мало разработанных исторических проблем.
Например, генезиса городской культуры области Джетысу, этнических процессов, протекавших здесь в средние века, развития древнетюркской государственности, политической и культурной роли Караханидского каганата в истории Средней Азии и других вопросов, заслуживающих специального и углубленного изучения. Однако они не рассматриваются в настоящем труде, поскольку в задачу авторов входило в основном восстановление истории изучения и охраны Бураны до наших дней со времени первых упоминаний городища в литературе, с учетом данных, почерпнутых в средневековых письменных источниках. В настоящей работе, кроме того, кратко отражена на примере Бураны история изучения и охраны памятников материальной культуры прошлого Киргизстана,
Написание подобного труда отвечает возросшему интересу трудящихся к проблеме изучения культурного наследия в целом и Бураны в частности. Это явление закономерно, поскольку отвечает ленинским указаниям о том, что «только точным знанием культуры, созданной всем развитием человечества, только переработкой ее можно строить пролетарскую культуру».
Первый раздел книги написан М. Е. Массоном. Он охватывает начальные этапы истории изучения и охраны Бураны, в большой степени связанные с деятельностью отдельных любителей старины и краеведов, а также с работой Туркестанского комитета по делам музеев и охраны памятников старины, искусства и природы (Туркомстариса, позднее переименованного в Средазкомстарис) до 1929 г.
Следующий этап истории изучения памятников Бураны до настоящего времени описан В. Д. Горячевой на основе археолого-
архитектурных исследований, осуществлявшихся различными научными организациями страны. Кроме полевых материалов и авторских чертежей, в работе использованы текстовые и иллюстративные архивные материалы Средазкомстариса, М. Е. Массона, Б. Н. Засыпкина
В декабре 1976 г. ЦК Компартии Киргизии и Совет Министров республики приняли постановление об организации литературно-этнографического музея «Гумбез Манаса» и музея под открытым небом на базе Буранинского археолого-архитектурного комплекса. Выработаны мероприятия по дальнейшему изучению памятника, благоустройству территории центральных развалин и развертыванию здесь экспозиции.
Так, программа научных исследований на Буране рассчитана на многолетние широкомасштабные раскопки как на территории городища, так и на памятниках в округе. В итоге будут выявлены новые объекты средневекового зодчества, производственные и ремесленные комплексы, выяснены основные принципы городской планировки и благоустройства города, изучены вопросы фортификации, водоснабжения, особенности материальной и духовной культуры населения. Перспективный план работы по созданию музея под открытым небом предусматривает не только раскрытие культурного слоя, но и музеефикацию целых участков городской планировки, консервацию и реставрацию археологических памятников, изготовление архитектурных макетов и графических реконструкций жилых и общественных зданий, написание научных работ и популярных изданий. Очень скоро здесь будут развернуты экспозиции, раскрывающие новые страницы истории и культуры края.
О такой форме работы с памятниками старины и искусства мечтал В. И. Ленин на заре Советской власти, говоря о памятниках Московского Кремля: «Всю старину мы должны тщательно охранять не только как памятники старины и искусства, —это само собой, — но и как памятники быта и жизни древних времен. Сюда должны приходить экскурсии, здесь должны быть развернуты музеи, здесь должны даваться подробные объяснения посетителям...».
Прошла эпоха в развитии советского музееведения и охраны культурного наследия. Музеи-заповедники, музеи под
открытым небом, народные музеи, крупные экскурсионно-туристские базы стали широко распространенными и испытанными формами изучения и пропаганды культурного наследия в нашей стране. Однако рост информированности советского народа предъявляет все более повышенные требования к работе с культурно-историческими ценностями, как и ко всей работе по коммунистическому воспитанию трудящихся.
В программных документах Коммунистической партии и Советского государства задача формирования нового человека определена как наиболее ответственная, благородная и сложная. Это особенно подчеркивается в развернутой концепции идеологической деятельности партии долговременного значения выдвинутой на июньском (1983 года) Пленуме ЦК КПСС. Пленум дал мощный импульс к совершенствованию массово-политической и идейно-воспитательной работы по всем направлениям. Особого внимания заслуживает вопрос о взаимодействии науки и идеологической практики, использования всего информационно-пропагандистского арсенала.
«Важным инструментом воспитания гражданственности, советского патриотизма, интернационализма было и остается воспитание историей. И хорошо, что в литературе, искусстве своего рода возрождение переживает историческая тема,— говорил на юбилейном пленуме правления Союза писателей СССР (25 сентября 1984 г.) К. У. Черненко. — Умение говорить о прошлом серьезно, взвешенно, с позиций марксистско- ленинского мировоззрения — вот что приносит, как показывает практика, успех в этом деле...»
Велика в этом роль советских музеев. Их научно-просветительская работа рассчитана на самые широкие массы трудящихся; через музеи и музейные коллекции ведется пропаганда достижений науки и техники, культуры и искусства. Действенными очагами пропаганды и агитации являются и сами памятники истории и археологии, которые советский народ унаследовал от прошлых поколений. «Но даже самая яркая и интересная пропаганда, самое умелое и умное преподавание, самое талантливое искусство не достигнут цели, если они не наполнены глубокими идеями, тесно связанными с реальностями сегодняшней жизни и указывающими путь дальнейшего движения вперед».
Поэтому так важно повседневное совершенствование работы и музея под открытым небом на базе Буранинского археолого-архитектурного комплекса, в первую очередь — развертывание. широких археологических исследований и реставрационных работ на памятнике, создание научных экспозиций с учетом современных требований идеологической работы. Подлинные экспонаты музея-заповедника — это остатки архитектуры, предметы быта и ремесла, тесно связанные с родной землей. С одной стороны, они показывают величие народа-творца, прославляют гений народных зодчих, воспитывают высокое чувство патриотизма, а с другой стороны — наглядно демонстрируют, каких небывалых высот достигла социалистическая культура. Изученные и отреставрированные памятники музея «Бурана» навсегда сохранят современное звучание.