Ош.Памятники Оша

Культовые сооружения города

Дореволюционный Ош был не очень богат историко-архитектурными памятниками, тем не менее отдель­ные из них, даже не сохранившиеся до наших дней, зас­луживают если не описания, то хотя бы упоминания. В основном — это культовые сооружения. Мы можем назвать гумбез Курбанджан-датхи, построенный у под­ножья Сулейман-горы в 1907 г.; мечеть Мухаммада Юсупа-Байходжи, возведенную в 1909—1910 гг., рядом с ней располагавшуюся купольную мечеть Сыдыкбая XIX в., мазар Мухаммеда Рахима начала XX в., гарни­зонную церковь Михайло-Архангельскую, построенную для военных чинов и православных переселенцев в 80-х годах XIX в., перестроенную в наше время под Дом культуры. В отчете о состоянии Туркестанской епархии за 1885 г. читаем: «Церковь ошская — Михайло-Архангельская... построена из сырцового кирпича, покрыта железом и даже имеет деревянную главу.

Церковные ко­локола висят под навесом, но утварью и ризницею и да­же библиотекой церковь снабжена достаточно». Отсю­да, от церкви, по замыслам военной администрации Оша и должна была распространяться «культура» сре­ди местных жителей и переселенцев.

Но самым знаменитым, восходящим своими истока­ми в древность, был уже упоминавшийся мавзолей Асаф ибн Бурхия, последняя перестройка которого отно­сится к концу XIX — началу XX в. К северному склону Сулейман-горы примыкает старинный жилой массив, где и в настоящее время встречаются прекрасные об­разцы народной архитектуры XIX — начала XX в.

Примечательным культовым памятником Сулеймяи- горы является гузарная (квартальная) мечеть Мухам­мада Юсупа Байходжи-оглы (на пересечении современ­ных улиц Алебастровая и Тельмана). В плане это — прямоугольник, разделенный на два почти квадратных помещения — зимнее и летнее молельные помещения. Летнее представляет собой айван с михрабной нишей и резными деревянными колоннами, стены которого бога­то декорированы резным гипсом, а потолки расписаны живописным растительным орнаментом темперой и пок­рыты лаком. Зимнее оформлено несколько более скром­но. Это типичный для Ферганской долины памятник ар­хитектуры нового времени, которые обычно строили с двумя айванами и центральным зимним помещением.

Помимо того, что у мечети Мухаммада Юсупа Байходжи-оглы только один айван, она, по квалифицирован­ному заключению Б. Помаскина, примечательна тем, что выполнена не как купольное сооружение, а имеет железную кровлю, что, несомненно, следует расценивать как проявление русского влияния в архитектуре города Оша начала XX в.

К мавзолею Асаф ибн Бурхия у восточного подно­жья Сулейман-горы в начале XX в. была пристроена ме­четь Джами. В это же время был произведен ремонт и самого мавзолея — кирпичом «русского образца» с клей­мами ошских кирпичных мастерских. Декор XVII— XVIII вв. был заменен так, чтобы мечеть Джами (снесе­на в 1978 г.) и мавзолей Асаф ибн Бурхия. смотрелись единым ансамблем в стиле подобных архитектурных соо­ружений начала XX столетия.

Невдалеке располагалось здание мечети XVI—XXVII вв. Рават Абдуллахана, мно­гократно перестроенное к началу XX в. (ныне здесь Ош­ский краеведческий музей).

В конце XIX — начале XX в. в Оше продолжали функционировать медресе Алимбека-датхи (по ул. Карасуйской, где позже одно время был цирк), медресе Халмурзабая (на пересечении современных улиц Свердло­ва и Тельмана, на месте нынешнего кинотеатра «Кос­мос»), Тюрк-медресе (где позже помещался узбекский музыкально-драматический театр) и другие. В мектебах при мечетях обучались начальной грамоте и чтению ко­рана, в медресе овладевали азами знаний дети состоя­тельных мусульманских горожан.

Развитие образования в Оше

Имеющиеся в различных источниках и публикациях сведения о числе учителей и учащихся ошских конфессиональных школ (мектебах при мечетях, корихонах, медресе) отрывочны, а нередко и противоречивы.

Види­мо, их число не было постоянным, так как учителя в них содержались на добровольные пожертвования родителей учащихся, постоянно и заметно колебалась и числен­ность обучавшихся. Хотя архивные и дореволюционные источники противоречивы в определении количества ме­четей, мектебов, медресе и корихоне в Оше и уезде, но во всех случаях наблюдаем общую тенденцию их рос­та. Так, по сведениям ошского уездного начальника под­полковника Ионова, в 1883 г. в Ошской волости было 5 медресе, в уезде — 6; мечетей — соответственно 102 и 193; мектебов— 10 и 48, учеников в них — соответственно 110 и 377.Судя по рапорту военного губернатора Ферган­ской области, на 1 июля 1899 г. в Оше было 96 мечетей, в уезде (без города) —114, всего в уезде с городом — 210 мечетей. А по обзору Ферганской области за 1900 г., в Оше насчитывалось 154 мечети (в уезде —342) и 7 мазаров (в уезде 8). По данным на 1903 г., в городе было 5 медресе, 8 корихоне, 26 мужских мектебов и 17 женских.

Низкий общеобразовательный уровень учащихся по­добных школ определялся уже тем, что зачастую и для самих малограмотных учителей — мулл арабское схо­ластическое образование являлось поистине «грамотой за семью печатями».

Одним из каналов приобщения коренного населения горного края к передовой русской культуре, к мировой цивилизации послужили немногие первые светские шко­лы с библиотечками при них, медицинские и ветеринар­ные пункты, открывавшиеся в первую очередь в уезд­ных центрах. Стараниями передовой русской интелли­генции через них в жизнь киргизских трудящихся прони­кали первые лучи научных знаний. Так, первые светские школы в Оше появились лишь после вхождения Южной Киргизии в состав России (1876 г.) Это были приход­ское училище для совместного обучения детей обоего пола, открытое 1 июля 1878 г., и открытая почти через десять лет (15 января 1887 г.) русско-туземная школа

Первое было предназначено для начального образо­вания детей русских горожан, вторая — детей коренно­го населения.

Преподавание в Ошском приходском училище велось по особой программе, выработанной для этого типа школ в Туркестанском крае, чтобы окончившие ее дети чи­новников, офицеров и богатых горожан получили подго­товку к поступлению в среднее учебное заведение. В 1897 г. в училище было всего 19 учащихся (7 мальчи­ков и 12 девочек), а в 1905 г. — 35. Но и тогда препода­вали в ней всего 2 учителя: один — выпускник Туркес­танской учительской семинарии в Ташкенте и законо­учитель; не имело училище и специально построенного здания. С увеличением числа русских жителей в городе и детей школьного возраста (в 1913 г. в училище обуча­лось 64 ученика, в том числе 31 ученица) горожане все острее чувствовали необходимость открытия вместо при­ходского училища городского (о гимназии не смели и мечтать). Это признавали желательным даже ошские власти, в общем-то крайне мало заботившиеся о разви­тии народного образования.

После открытия русско-туземной школы в ней обуча­лось всего 11 мальчиков, в 1897 г. — 20, в 1902—1914 гг. число учеников колебалось от 18 до 42, преимущественно это были дети из состоятельных семей. Примечательно, что с 1887 г. при русско-туземной школе были также открыты вечерние курсы для взрослых. Их обучение ог­раничивалось основами русской и «мусульманской» грамоты, да еще законами четырых арифметических дей­ствий. Посещали эти курсы первоначально лишь 5 че­ловек, в 1895 г.— 13, в 1914 г. — 25 человек. Благодаря русско-туземным школам и курсам для взрослых, рус­ским языком, хотя и в незначительном числе, овладева­ли представители узбекского, киргизского и дунганско­го народов. Это, конечно, положительно сказывалось на их общении с русскими трудовыми переселенцами.

Значение книг для доре­волюционного Оша

Однако, несмотря даже на такую постановку обра­зовательного дела, в Оше горожане читали книги, по рукам ходили рукописные сочинения, печатная и лито­графическая продукция, имелись даже книжные торго­вые точки. По материалам ревизии Туркестанского края К. К. Палена, в начале XX в. в Оше значилось три книжные мусульманские лавки. Англичанка Мэри Голсворт, автор книги по истории дореволюционного Туркестана, приводит данные о количестве книжных ма­газинов в Оше, в которых до революции можно было приобрести литературу на местных языках: 1904 г. — 1 магазин, 1912 г. — 4; 1913 г. — 3 магазина. Конечно, это не книжные магазины в нашем представлении, а, скорее, скудные торговые лавочки. Но все же для доре­волюционного Оша, да и Киргизии в целом, это немало значило. В них-то и продавались рукописные среднеази­атские книги и первые литографические издания, собира­ние их нашими экспедициями началось с 1976 г. В основном, это — сочинения по мусульманскому праву — фикху, или так называемые «шариатские книги». Одна из них — известное и широко распространенное по всей Средней Азии сокращенное изложение комментария к знаменитой «Ал-Хидайа» Бурхан ад-дина ал-Маргинани (ум. в 593 г. х., т. е. в 1197 г.). Комментарии составил Шаме ад-дин Махмуд ал-Бухари в начале XVII в., автор сочинения под названием «Мухтасар ал-Викайа»

Убайдаллах ибн Масуд (первая половина XIV в.). Из­вестны разные издания, а также рукописи этого сочи­нения. Но приобретенный литографический экземпляр интересен своим двуязычием: в нем оригинальный арабский текст «Мухтасара» сопровождается тюркским подстрочным переводом и обширным комментарием в стихах («назм») тоже по-тюркски. Принадлежало сочи­нение, судя по пометкам, ташкентскому ишану Рахим- ходже, сыну ишана Али-ходжи. Книга издана в Ташкенте, отпечатана в типолитографии В. М. Ильина в 1900 г., как и когда попала в Ош — не выяснено.

Несмотря на то, что сочинений по фикху, подобных «Мухтасару», известно множество, и встречаются они в больших количествах повсеместно в Средней Азии и Казахстане, данный экземпляр особенно интересен язы­коведам — иранистам и тюркологам как образец прак­тического книжного перевода XIX в., небезынтересен он и для занимающихся вопросами истории культуры Кир­гизстана как прямое свидетельство хождения среди жи­телей Оша до революции подобной книжной продукции.

В Оше были приобретены «Собрание трактатов ибн Абидина» — сборник правоведческих сочинений извест­ного сирийского факиха ханифийского толка Сайида Мухаммада Амина афанди (1784—1836 гг.). Книга из­дана попечением Мухаммада Хашима ал-Кутуби Каир­ским издательством «Дари саадат» и отпечатана в ти­пографии османской газетной компании в 1325 г. х., т. е. в 1907/8 г.

В сборнике представлено 25 различных трактатов Ибн Абидина по вопросам теоретической и практиче­ской мусульманской юриспруденции, шариатской судебно-правовой системы, являющейся по сути всеобъемлю­щим кодексом и регулятором всех без исключения сто­рон жизни и деятельности мусульман. На основании по­добных трактатов создавались многотомные практиче­ские руководства для казиев и муфтиев.

Разностроннее изучение юга Киргизии

Ош и непосредственно Сулейман-гора были известны­ми центрами поклонения мусульман и здесь, естествен­но, распространялась в первую очередь исламская рели­гиозная литература. Всевозможные «святые», дервиши, муфтии, казни были хранителями и распространителя­ми мусульманских канонов веры и быта, которые заме­няли просвещение и науку, медицину и здравоохране­ние.

Первые медицинские пункты в Оше, как и светские школы, появились лишь после организации Ферганской области в 1876 г. В Ошском, как и других уездах, не было врачебных участков для сельского коренного на­селения, а должность уездного врача (он же и город­ской) замещалась военным медиком.

В конце XIX в. в Оше уже имелась помимо фельд­шерского пункта 1 больница на 15 коек. Амбулаторный прием вели врач и фельдшер (за 1899 г. они обслужили 3070 больных), а прививки против оспы делали обучен­ные ими оспопрививатели. По некоторым данным, в на­чале XX в. была открыта еще лечебница для женщин ко­ренной национальности.

В 1907—1913 гг. весь медперсонал города, насчиты­вавшего несколько десятков тысяч жителей, состоял из 6—8 человек, включая фармацевта, акушерку и несколь­ких оспопрививателей (2—4 оспопрививателя делали за год примерно 2000 прививок).

В целом медико-санитарное обслуживание трудящих­ся горожан, особенно жителей «старого» города, и на­кануне Великого Октября оставалось крайне неудовлет­ворительным. Врачебно-медицинское обслуживание распространялось в первую очередь на представителей уезд­но-городской верхушки, лиц привилегированных сословий, а также немногих крупных местных торговцев.

Блестящее начало разностроннему изучению юга Киргизии еще в «ханское» время положил Алексей Пав­лович Федченко (1844—1873)—талантливый натура­лист и ученый-путешественник. Его исследования вновь присоединных к России среднеазиатских земель в 1868 г. — весной 1871 г. велись по поручению Московско­го общества любителей естествознания. А летом 1871 г. А. П. Федченко с женой Ольгой Александровной, препа­ратором, переводчиком и сопровождавшими их хански­ми джигитами совершил с немалыми трудностями пу­тешествие на Алай, куда еще не ступала нога ученого- европейца. С перевала Тенгиз-бай (Исфайрам) они уви­дели Заалайский хребет, через который лежал путь к «заоблачной Памирской выси». Но из-за противодей­ствия кокандских чиновников проникнуть далее на юг — к неведомому Памиру — не удалось. Пришлось возвра­щаться назад в Ташкент, с посещением при этом Оша, Гульчи и Узгена. О. А. Федченко сделала в пути ряд за­рисовок, в том числе видов Алая и Заалайского хребта, а также узгенских древностей, краткое описание ко­торых составил А. П. Федченко. Только в этом заключи­тельном своем путешествии А. П. Федченко открыл Заалайский хребет и его наивысшую точку (ныне пик В. И. Ленина), собрал обширные ботанические и зооло­гические коллекции, выяснил орографическое строение посещаемых областей.

Широкий диапазон его научных интересов —от вопросов физической географии до этно­графии среднеазиатского населения — отражает его опи­сание путешествия в Кокандское ханство. Его науч­ные труды, столь интересные для современников, не ут­ратили познавательно-исторического значения и в на­ши дни.

С ликвидацией Кокандского ханства и вхождением южнокиргизских земель в состав России создались благоприятные условия для продолжения исследований Восточного Приферганья и Памиро-Алайской горной системы. В числе тех, кто приумножил начинания А. П. Федченко в этом регионе, были участники военно­научной экспедиции М. Д. Скобелева на Алай (натура­лист В. Ф. Ошанин, статистик Л. Ф. Костенко и др.), зоолог Н. А. Северцов, академик А. Ф. Миддендорф, гео­лог Д. Л. Иванов, ботаник В. И. Липский, климатолог А. И. Воейков, географ Г. Е. Грум-Гржимайло, путеше­ственники Б. Л. Тагеев (Рустам-бек), Б. Л. Громбчевский и многие-многие другие ученые, исследователи и путешественники, пути которых пролегали также в соседние страны зарубежного Востока. При этом базой, начальным, транзитным и конечным пунктом их мар­шрутов большей частью служил г. Ош. В 1891 г. при со­действии РГО совершил путешествие из Оша в Север­ную Индию Н. С. Голицин, а в 1898 г. — в обратном направлении — В. Ф. Новицкий, награжденный РГО Малой золотой медалью за сообщение о своем путеше­ствии.

Вполне понятно, что все путешественники посвя­тили Ошу и его жителям, оказывавшим исследовате­лям посильное дружественное содействие, ряд описаний в своих отчетах, записках, публикациях и сочинениях.

При отсутствии общедоступных клубов, библиотек и других культпросветучреждений некоторую роль в бед­ной событиями общественно-культурной жизни города играло так называемое «военное собрание» (дворянские собрания в среднеазиатских городах отсутствовали, име­лись же либо общественные, либо военные собрания при наличии в привилегированной части горожан значитель­ной офицерской прослойки). Так, изредка в Ошском военном собрании, а то и в солдатских казармах или го­родском саду давались концерты приезжих артистов и ставились (с 1877 г.) спектакли местными любителями драматического искусства, в том числе пьесы Н. А. Ос­тровского «Бедность не порок», «Доходное место», «Лес» и др. Пользовались популярностью у передовой части горожан также встречи с видными путешествен­никами— исследователями Памиро-Алая, а лекции Н. А. Северцова, Г. Е. Грум-Гржимайло, И В. Мушкетова, Г. Д. Романовского, Н. Л. Корженевского, В. В. Бартольда и других участников отечественных и зарубежных экспедиций привлекали внимание интелли­гентной общественности города.

Ош отправная точка для научных экспедиций на Алай и Памир

Ош был отправной точкой для научных экспедиций на Алай и Памир не только русских ученых, но и иност­ранных путешественников. Здесь снаряжались в поход на Памир в 80-х годах XIX в. французские экспедиции супругов Уйфальви и под руководством Г. Бонвало, памиро-алайская экспедиция немецко-автрийского клу­ба Р. Рикмерса и многие другие. Отсюда отправлялась в опасное путешествие на Памир датская научная экспе­диция поручика О. Олуфсена. Ош являлся отправным пунктом путешествия Фельетона и других зарубежных ученых и путешественников. О. Олуфсен, например, в своем описании путешествия на Памир в 1898—1899 гг. отмечал, что Ош был местом, откуда начинали свой путь на Памир и Алай многие экспедиции. Особо ука­зывал, что именно в Оше закупалось необходимое сна­ряжение для экспедиции — лошади, продовольствие, различные грузы, а также именно здесь нанимали про­водников. Правда, в своей предвзятости относительно «русской угрозы Индии» отдельные, особенно англий­ские, авторы усматривали именно в Оше и опорный пункт мнимой угрозы против Британской Индии.

Но большинство экспедиций, не преследуя политиче­ских целей, ставили перед собою научные задачи. Неко­торые путешественники были восторженными романти­ками, непомерно идеализировавшими простоту кочевого быта и жизни, даже призывавшими «испорченный» ци­вилизацией мир назад, к природе, к естеству. «Мне по­нятна жизнь цыган, туркменов, арабов и киргизов — всех этих кочевников подобно божьим тварям вольно живущим на свободе под открытым небом, этих детей больших просторов, где ни взгляд, ни движение, ни мысль не встречают преграды, — писал француз Гийом Като — ... Таковы и киргизы, едущие рысью по степи под аккомпанимент мелодичных напевов своих певцов; некогда их неукротимые отряды сражались здесь с сол­датами Ак-Паши. Таковыми же были и гунны, и воины Чингиз-хана, которые подобно урагану обрушивались на народы Запада».

Ош как общественно­-культурный центр

Надо ли говорить, что такой взгляд на историю едва ли можно назвать научным. Но естественно-историче­ские исследования зарубежных ученых раскрывали пе­ред наукой Запада новые горизонты, открывали новый, почти неведомый мир, малоизвестные и неизвестные восточные племена, и народы.

А ностальгию по первобытному прошлому, пожалуй, можно рассматривать как один из литературных прие­мов: «Чтобы впоследствии, когда я вновь испытаю вли­яние другой среды, — писал, будучи в центре Алая, Г. Капю, — лучше вспомнить о том благостном доволь­стве, которое я испытываю теперь посреди дикой жиз­ни, я записал себе в дневник крик своей души: «Люди, путешествующие по Европе, и вы, рабы цивилизации, вы не знаете очарованья юрты и симфонии до-мажор в исполнении кипящего чайника, котла с пловом, булькаю­щего кальяна и завываний бури, всей поэзии кочевой жизни, острые воспоминания о которой и неизбывная тяга к ней навсегда оставят у меня сожаление о прош­лом, которое уже никогда не повторится!». Вскоре автор благополучно вернулся в Париж, выпустил в из­дательстве «Ашет» в 1890 г. небезынтересную книгу под названием «Крыша мира (Памир)».

Наиболее ценные практические результаты в иссле­довании ранее неизведанного края, воссоздании забы­тых страниц истории киргизского народа были получе­ны русскими учеными и путешественниками, внесшими свой вклад и в создание первых научно-практических ячеек в Оше и на юге Киргизии.

Первой весьма скромной из них явилась учрежден­ная с 1 июля 1878 г. в Оше известным ученым-путешественником Н. А. Северцовым метеостанция. Впослед­ствии академик Чернышев, посетивший Среднюю Азию после разрушительного Андижанского землетрясения 1902 г., рекомендовал открыть в Оше сейсмическую стан­цию 2-го разряда.

Неотложные нужды сельского хозяйства и торговли в крае подтолкнули власти к созданию в 1900 г. в Оше пункта ветеринарного надзора для осмотра проходящих из Семиречья в Фергану гуртов скота. Затем уже в предвоенное время и годы первой мировой войны город стал местом пребывания инструкторов по хлопковод­ству и пчеловодству; были открыты также пункт прока­та сельскохозяйственных машин и ошское опытное поле по богарному («сухому») земледелию в уезде.

Уже этот краткий обзор состояния культуры в Оше свидетельствует о значении города как общественно­-культурного центра обширного Ошского уезда, наличии острых социальных и национальных контрастов в сфере культуры и быта горожан, между новой и старой час­тями города и повсеместном проявлении реакционной «просветительной» политики царизма, который вместе с господствующими классами стремился держать тру­дящиеся массы в темноте и невежестве.