Отождествление Бураны с городищем Мунора
Отождествление Бураны с городищем Мунора, упоминаемым в XVI в. Мухаммедом Хайдаром Гурагани, общепризнано в среде современных ученых. В этой связи особый интерес представляет сообщение этого автора о виданной и прочитанной им на плите эпитафии «славного имама», «совершеннейшего шейха», «знатока как ветвей, так и основ законоведения» столичного ученого имама Мухаммед-факиха Баласагунского. Конкретно учитывая общую историческую ситуацию, думается, что в передаче слова сотен в дате смерти этого ученого шейха (как 711 г. х., соответствующего 1311/12 г. н. э., вместо 611 г. х., приходящегося на 1214/15 г. н. э.) допущена ошибка при разборе надписи на памятнике или при переписке рукописи. Мухаммед-факих удостоен был звания духовного главы такого важного в административном отношении пункта, как Бурана, в XII в., а скончался он в начале следующего столетия, незадолго до монгольского завоевания Средней Азии.
В XI—XII вв. правительственную администрацию заставили уделить Буране особое внимание какие-то обстоятельства, что ощущается, в частности, по судьбе тамошней христианской общины. Об этом свидетельствует упомянутый вы¬ше факт ликвидации ее кладбища у городских ворот северного фаса стены шахристана. Община отнюдь не была сколько-нибудь значительной. На ее кладбище в южной части пригорода при многолетних исследованиях было найдено лишь несколько более трех десятков намогильных галек с крестами и соответствующими эпитафиями. Показательно, что в них упоминается только один схоластик Кубук, учитель Ушина и священник Кутлук, а все остальные намогильные гальки принадлежат более или менее рядовым лицам. При этом обращают на себя внимание особенности в начертании букв и наличие некоторых выражений, отличающих буранинские эпитафии от таковых же с памятников несторианского кладбища в районе Пишпека. По-видимому, это связано с более поздним функционированием последнего. Самая ранняя дата на его намогильных гальках 1261 г., т. е. когда Бурана уже перестала существовать как видный населенный пункт. Подавляющее большинство галек (несколько сот) приходится на XIV в. В эпитафиях 1338—1339 гг. указывается, что жители города умирали от страшной эпидемии чумы, начавшейся в Китае в 1334 г. Позднее она проникла в страны Европы, где от нее погибло около 24000000 человек, т. е. почти четверть всего тогдашнего населения. В Семиречье эта чума в какой-то мере отразилась, безусловно, не только на крупной несторианской общине, но вообще на всем оседлом и кочевом населении области.
Однако не одна чума была причиной замирания города. Известно, что местность в долине реки Чу не особенно пострадала и в пору монгольского нашествия, поскольку ее жители в основном подчинились завоевателям без особого сопротивления. Между тем, по недостаточно еще всесторонне изученной общей политико-экономической обстановке, уже во второй четверти XIII в. начался упадок городской и вообще оседлой культурной жизни, в результате которого жители долин рек Чу и Талас покинули города.
Обследование Бураны для начала восстановительных работ
Убедительного ответа на вопрос, что это был за город — работы на Буране 1927 г. не дали. По-прежнему непоколебимым оставалось высказывание В. Томашека, что именно в окрестностях Токмака была столица тюркского хакана, но без точной локализации ее местоположения. В. В. Бартольд когда-то считал, что в окрестностях Токмака следует искать город Сарыг. Позднее, после посещения Бураны, он в своем отчете о поездке в Среднюю Азию в 1893—1894 гг. с рядом оговорок высказывал предположение о тождестве городища Бурана с Баласагуном и одновременно допускал, что оно может быть загородным предместьем последнего, если только тот находился на месте Ак-Бешима. Небезынтересным оставалось и мнение, высказанное В. Д. Городецким после его совместной поездки с
А. Э. Шмидтом по Семиречью в 1925 г. и заключавшееся в отождествлении городища Бурана с Невакетом. В приводимой в арабских источниках различной транскрипции названия этого города можно предполагать указание авторов на «процветание», «богатство», в другом начертании — можно перевести как «новый город», учитывая относительно более позднее его формирование по сравнению с другими городами долины. Как выяснилось лишь много позднее из оставшейся в свое время неопубликованной рукописи
В. Д. Городецкого, аргументация в части признания Бураны за Невакет строилась на указании расстояния между этим городом и Пенджикетом в один фарсах. Более убедительного отождествления Бураны с каким-либо средневековым городом отряду Средазкомстариса в 1927 г. получить не удалось.
Зато ряд новых наблюдений и фактов дало обследование самой башни этого городища. Для выяснения состояния нижних ее частей и выявления их возможных деформаций по договоренности с архитектором М. М. Логиновым с восточной стороны у выступающего угла восьмиугольного основания минарета был заложен небольшой стратиграфический шурф. Постепенно он был доведен до глубины 1,8 м от уровня современной поверхности земли. При этом выяснилось, что ряды кладки башни, находящиеся ниже современной поверхности, были разрушены добытчиками кирпичей не менее, чем наружные. Одновременно убедились, что в кладку при сооружении памятника наряду с хорошо изготовленными кирпичными плитками попадали и «недожиг» и «пережиг», и при этом не целые, а разбитые на куски.
Размер целых кирпичей 25,3X25,3X4-5 см. Скреплявшие их растворы были различными: так, швы внутренних рядов (толщиной от 18
до 24 мм) лишь в нижней части заполнялись тонкой прослойкой в 2—4 мм алебастрово-лессового раствора (ганчхак), наложенного непосредственно на кирпич, и следом — значительно более толстым слоем земляного раствора, на который укладывали следующий ряд кирпича, имевшего сверху вновь тонкий слой ганчхака и т. д. Только в наружных рядах кладки употреблялся сплошной алебастровый раствор с примесью кусочков толченых кирпичей и лишь отчасти земли.
На глубине 1,5 м был обнаружен слой сплошной кладки в один ряд кирпичей, поставленных на ребро и уложенных «в елку». Измерения показали, что внешний край этой кладки выступает наружу от лицевой поверхности граней восьмиугольного основания более чем на 30 см. Ниже начиналась каменная кладка на растворе с примесью угля, которая постепенно расширялась и понижалась на расстоянии около 0,5 м от края кладки и поставленных на ребро кирпичей она оказалась облицованной правильно выточенными продолговатыми каменными плитами (30X15 см), положенными «рустиками» с разделкой швов двумя бороздками. Всего в этом месте шурфа сохранилось 4 ряда кладки на высоту, считая со швами, 0,65 см. Уровень ее нижнего ряда лежит на глубине около 1,8 м от современной поверхности земли. Бутовая кладка с ее фасадной плиточной обшивкой принадлежит более широкому, чем восьмиугольная часть башни, основанию в виде стилобата.
В плане оно может быть квадратным (или квадратным со скошенными углами) либо правильным восьмиугольником. Промежуток в 0,45 м между рядом кирпичей, стоящих ребром, и четвертым рядом каменной облицовки, вероятно, так-же был задекорирован, вернее всего такими же плитками. Наблюдения показали, что над вертикально стоящими кирпичами на одном уровне с ними прежде находилось не менее пяти рядов кирпичей, уложенных плашмя.
Полученные результаты были признаны М. М. Логиновым достаточными для ведения изначальных ремонтных работ сезона. Для получения более детальных данных, в том числе глубины прочного фундамента, необходимо производство значительных по масштабу земляных работ с расчисткой нижних частей вокруг всего памятника, затраты на которые не могли быть произведены на сумму, отпущенную Средазкомстарисом на ремонт Бураны. За отсутствием дополнительных ассигнований дальнейшие земляные работы были перенесены на будущее.
Определение даты постройки башни Бурана
Расчистка непосредственно примыкающих к минарету (при заложении описанного незначительного стратиграфического шурфа) культурных наслоений показала, что они состоят сплошь из строительного мусора разных возрастов. В верхнем слое до 20 см мощностью были встречены кости животных, главным образом баранов. Ниже стали попадаться фрагменты керамической посуды преимущественно неглазурованной и отчасти зеленой поливы. На глубине 1 м начали встречаться крупные куски корчагхумов, черепки глазурованной утвари XI—XII вв. и одиночные фрагменты утвари. Последние лежали на откосе бутовой кладки. При частичной расчистке в отвале минарета небольшой старой ремонтной кладки был встречен поливной керамический черепок XI в. Это могло служить намеком, что в указанном столетии под влиянием толчков землетрясений памятник уже нуждался в ремонте, хотя возможно, что черепок попал в замазку щели, образовавшейся позднее.
Когда появились первые мусульманские минареты для возглашения с них призывов на молитву, точно не установлено. Как известно, на первых порах их сооружение в некоторых частях сложившегося арабского халифата встречало иногда даже известный протест, как недопустимое подражание языческим культовым башням и христианским колокольням. Но уже в первых веках широкого распространения ис-лама в разных районах, где он стал господствующей религией, появилось несколько типов минаретов. Одни из них, в частности, в Средней Азии представляли собой самостоятельные сооружения в виде круглых в плане башен, иногда очень крупных размеров.
В Туркестане вопрос о минаретах был поставлен перед местными краеведами еще в 1909 г. При этом трудности в их изучении часто возникали сразу же в связи со сложностью определения даты создания тех или иных объектов. Коснулось это и башни Бурана. Еще в
1926 г. такой активный исследователь среднеазиатской архитектуры, как Б. Н. Засыпкин, утверждал, что следующим за минаретом Куня Ургенча (который он датировал XI в.) «надо поставить минарет в г. Бухаре XII в., минарет в кишлаке Узгенте и башню Бурану близ Токмака Пишпекского района, около того же времени».
По поводу заключения Б. П. Засыпкнна необходимо сделать некоторые уточнения. Датировка XI в. сохранившегося в Куня Ургенче минарета основана на найденной в земле в 1900 г. в пределах этого городища свинцовой плите с надписью, что некий минарет построен хорезмшахом Абул-Аббасом Мамуном II в 401 г. х. (1010/11 г. н. э. ). Где точно находились развалины этого минарета, не установлено. Есть достаточно оснований полагать, что надпись относится не к стоящему до сих пор на городище Куня Ургенч минарету, а к другому, который высился там еще в конце XIX в.
Не вызывает никаких сомнений приводимая автором «Китаб-и Мулла-заде» датировка 521 г. х. (1127 г. н. э.), в котором при Арслан хане Мухаммеде сыне Сулеймана в Бухаре у Масджиди-Калян был отстроен большой минарет, известный в народе под названием «Башни смерти». Что же касается минаретов Узгена и Бураны, то сооружение их нельзя датировать «около того же времени» (т. е. началом
второй четверти XII в.), так как они возведены намного раньше и отнюдь не одновременно. Узгент, лежавший на оживленной торговой дороге из Ферганы через Ош в Кашгар, уже в X—XI вв. являл собой зажиточный по тому времени городской административный пункт. До наших дней в нем сохранились от феодальной поры стоящий отдельно полуразрушенный минарет и расположенные впритык один к другому три мавзолея. Южный имеет две даты — 582 г. х. с указанием разных месяцев. Одна из них не совеем точно опубликована в 1897 г. Туркестанским кружком любителей археологии— 1186/7 г. н. э. вместо 1187 г. Вторая — с указанием месяца мая 1186 г. х.— прочитана
М. Е. Массоном в 1927 г. на месте. Тогда же из-за невозможности достать лестницу в связи с охватившим район активным басмаческим движением М. Е. Массону удалось издали с земли заметить на портале Северного мавзолея в персидской надписи только дату «в день среды четвертого месяца раби 547 г. х.» (середина 1152 г. н. э.), а в арабской надписи имя караханидского правителя тюрка Тогрул Кара-хакана Хусейна сына Хасана сына Али.
Кто был настоящим создателем минарета Бурана?
Что касается наполовину сохранившегося крупного узгенского минарета, то у коридора его внутренней лестницы плоское перекрытие выполнено напуском кирпичей. Вся наружная поверхность ствола минарета покрыта сплошными, примыкающими друг к другу резными орнаментальными поясами, среди которых характерен узкий поясок, состоящий только из кружков с углублением в середине. Он является кирпичной трактовкой орнамента «сосочек», распространенного па памятниках XI—XII вв. Наряду с ним в наружной декорации, кроме фигурной кирпичной кладки, имеет место алебастровый прорезной орнамент. Заслуживает внимания, что кирпич узгенского минарета больше всего напоминает кирпич Северного мавзолея. На основании сказанного и с учетом истории Узгепа (Узгенда), сооружение минарета можно отнести к середине или ко второй половине XI столетия.
На минарете городища Бурана употреблен квадратный жженый кирпич (в среднем 25,3X25,3X4 или 5 см). Перекрытия ведущей на верх внутренней лестницы хотя и сделаны, как на минарете Уз гена, напуском кирпича, но другим приемом, при котором в разрезе получается не плоскость, а сводчатый подъем. В наружной облицовке ствола минарета все декоративные кирпичные пояса фигурных кладок
чередуются с широкими гладкими поясами из простых строительных кирпичей, уложенных горизонтальными рядами. Совершенно отсутствует декорировка алебастровыми орнаментами гнезд наружных узорных поясов, как это имеет место в узгенском минарете.
Бухарский минарет 1127 г. по сравнению с Буранииским и Узгенским являет признаки архитектурного прогресса. На Бухарском минарете применен квадратный кирпич крупного размера — 28X28X5 см. Внутренний лестничный ход на вершину минарета перекрывает настоящий арочный свод, а внутри прохода наличествуют орнаментальные выкладки из кирпичиков. На наружной поверхности самого ствола минарета встречается резной кирпич, в том числе в поясах надписей. Весь пояс верхней надписи выложен из крупных керамических плит (54X31X6 см), покрытых зеленой глазурью. Приведенных фактов вполне достаточно, чтобы признать за башней Бурана более раннее происхождение в ряду трех упомянутых минаретов.
Что касается даты сооружения буранинского минарета, то М. Е. Массону первоначально казалось, что его можно отнести к X в. Это нашло отражение в представленном им Средазкомстарису по возвращении в Ташкент рукописном предварительном полевом отчете.
Камеральная обработка всех полевых материалов 1927 г. с привлечением археолого-топографических данных и стратиграфических наблюдений культурных наслоений городища, не говоря уже о приведенных выше сопоставлениях строительной техники аналогичных памятников Узгена и Бухары, привели М. Е. Массона к заключению, что минарет Бураны, вероятнее всего, был возведен в 30—40-х гг. XI в.
Это время приходится на пору правления в Семиречье и Восточном Туркестане караханидского государя Арслан-хана Сулеймана (1031/2—1056). При этом заслуживает внимания, что работавший с М. Е. Массоном коллектор Т. Миргиязов, коренной житель Токмака, подробно передавая один из вариантов местной легенды о сооружении башни Бурана Арслан-ханом, сообщил бытующие в народе некоторые детали из истории правления этого государя. В частности, Т. Миргиязов упоминал, что Арслан-хан получил власть в Восточном Туркестане и в Семиречье после смерти отца, что он враждовал со своим братом, правившим в Таласе (Джамбул) и Исфиджабе (Сайрам), и что под конец жизни был им разбит, низвергнут и захвачен в плен.
Все эти факты засвидетельствованы историческими письменными источниками и связаны именно с именем Арслан-хана Сулеймана. Нельзя попутно не вспомнить, что Арслан-хан Сулейман, несмотря на свои победы над карахытаями, на которых он навел большой страх, не сумел поддержать авторитет главы государства среди прочих правителей династии Караханидов. Если буранинский минарет действительно был сооружен по его распоряжению, то, может быть, созданием такого видного памятника он преследовал цель как-то воздействовать на психологию современных ему караханидов, недоверчиво и даже враждебно относившихся к нему как главе династии.
Впрочем, это опять-таки только домысел, а подлинное решение, кто был настоящим создателем минарета Бурана, для М. Е. Массона оставалось под вопросом .
Завершение первых ремонтно-охранительных работ на башне Бурана осуществлялось Средазкомстарисом в 1928 г. под руководством
Н. М. Бачинского. Тогда была настлана железная крыша над уцелевшей верхней частью минарета, выведена на 3 м наружу водосточная труба, а во входном проеме, ведущем к внутрённей винтовой лестнице, установлена и наглухо забита дверь. В связи с ликвидацией в
Ташкенте в 1929 г. Средазкомстариса как органа среднеазиатского масштаба все последующие мероприятия по охране и изучению памятников Буранинского городища осуществлялись научными организациями Киргизской ССР.