Сказание о Манасе. Высылка кыргызов на алтайские земли
ИЗГНАНИЕ КЫРГЫЗОВ ИЗ АЛА-ТОО
Стар и млад опечалились, словно сами напились крови. Сильно обозленные на калмаков и китаев, десять сыновей Орозду собрали народ, долго горевали, затем объединились с Улак-ханом и Джакыпом и сказали так:
– Чем жить вот так, лучше уж умереть. Если суждено погибнуть, то отдадим наши жизни в борьбе с врагами. Голова на плечах, в груди бьется сердце, и пока мы живы-здоровы, как же нам терпеть такие унижения? Мы были сыновьями Орозду. Мы были рождены и воспитаны отцом с матерью. Мы были древним народом, мы были древним государством. Никогда наш народ не видел столько горя. Чего нам ждать от жизни, если мы будем продолжать так жить? Разве можно спустить обиду поганому врагу? Выстроимся в ряд в сторону Великих гор и сразимся с китаями, мнящими себя всесильными.
Пристыженные воины взялись за оружие и выбрали лучших скакунов, разъяренные, словно лев, Акбалта и Джакып возглавили войско, захватив с собой получивших благословение народа шестьдесят богатырей.
Отдыхавшие богатыри под утро увидели взвивающуюся пыль вдали. Через некоторое время послышались голоса погонявших повозки. Подошли кыргызские богатыри поближе и увидели, как восемьдесят богатырей Алооке везут золото и яхонт, днем отдыхают, а ночью идут.
Шестьдесят богатырей во главе с Акбалтой и Джакыпом напали на них и отобрали у них девяносто пять верблюдов, груженных золотом, и вновь доказали свою отвагу. Оставшиеся в живых пешие воины спасались от них бегством и еле добрались до лагеря хана Алооке.
Узнав о случившемся от своих воинов, Алооке тотчас дал приказ наступать. В ту же ночь на башнях загорелись костры, загремели барабаны и возмущенные китаи, собрав всех своих храбрых богатырей, дружно взялись за оружие, вскочили на скакунов, помчались в селение Орозду, и многочисленная орда кара-калмаков и маньчжурцев учинила там разбой. Всех лучших кыргызских воинов во главе с Акбалтой и Джакыпом связали и привели к Алооке-хану. Красноречивый Акбалта осмотрелся вокруг, оценил обстоятельства и, поняв, что другого выхода нет, начал любезным тоном:
– Богатырь Алооке, я не в силах тягаться с тобой, я не смогу драться с тобой. Если хочешь отнять, то вот тебе мой скот, если хочешь пролить, то вот тебе моя кровь, если хочешь подчинить, то вот тебе мой народ.
Алооке на слова Акбалты не только не смирился, но еще более разъярился, блеснул очами и гневно заговорил:
– Эй, бурут, что ты там болтаешь? Тебе нужно спасать свою шкуру. Мне нужен многочисленный народ, чтобы больше получать дани, чтобы пополнить собственную казну. Поганые буруты, значит, вы возгордились своим множеством скота, пасущимся на пастбищах, чтобы отнять у меня девяносто пять верблюдов, груженных золотом. Тебе меня не одолеть, бурут, я сравняю твои крепости с землей, с корнем уничтожу весь твой народ.
Текечи не выдержал таких унижений и вымолвил:
– Да что ты говоришь, Алооке? Тебе будет не по зубам уничтожить весь народ, живший здесь испокон веков.
– Ну-ка, что ты сказал? – Алооке вскочил с места и плеткой приподнял подбородок Текечи. – Негодный бурут, ты уже осмеливаешься поднять голову и перечить мне? Если уничтожить таких, как ты, остальные кыргызы сами прибегут и будут лебезить предо мной.
– Может, меня и уничтожишь, кровопийца, но весь народ не уничтожишь.
– Ты только посмотри на него. Эй, джигиты, этому соловью сначала отрежьте язык, а потом помучьте так, чтобы всем остальным был урок. После всего отрубите ему голову. Точно так расправляйтесь со всеми, кто будет высовывать голову.
Беспрекословно исполнявшие поручения люди тотчас потащили Текечи.
– Богатырь Алооке, усмири свой гнев. Молодой Текечи, видимо, чересчур вспылил. Мы готовы просить прощения, прости нас. Не казните наших детей, не лишайте нас пастбищ, оставшихся нам от отцов.
Не желавший слушать Акбалту Алооке пуще прежнего рассердился:
– Эй, бурут, я вам не верну ни кусочка земли. Я прогоню вас кого на Урал, кого в Иран, кого в Кангай, кого на Алтай, а кого и подальше. Эй, джигиты, гоните их прочь. Прогоните так, чтобы они больше не увидели свой Ала-Тоо и исчезли с лица земли.
Разгневанный Алооке стоял на своем и, не побоявшись расплаты за изгнанных и убитых людей, пролил очень много крови. Акбалту и Джакыпа вместе со всем селением изгнал на Алтай. Тех, кто сопротивлялся, связывали, нещадно били и мучили. Большая часть пострадавшего народа бежала в Иран, кто не смог уйти туда, уходили в глубь чужих земель.
Снова народ был охвачен горем, в страхе бежал он в разные стороны, скованные по рукам, загнанные, как овцы, люди были переполнены тревогой, ограбленные, несчастные кыргызы лили горючие слезы и рыдали. Самые мужественные были схвачены и убиты. Осиротевших бедных детей хватали и уводили в рабство. Устрашив старших из десяти сыновей Бая и Усена, они прогнали Усена в Орхан. Связав Бая по рукам и ногам, его силой отправили на западную сторону. Из малочисленных кыргызов не осталось никого, кто бы мог сражаться.
Одну часть кыргызов вместе с Акбалтой и Джакыпом вели в окружении шестидесяти китаев и множества калмыцких воинов-калдаев, нагрузив некоторый скарб на шесть волов и четырех мул, а постель заставили нести их самим; на много людей выдавалось молоко всего шести коз и трех коров.
От лагеря из сорока домов кыргызов ровно ничего не осталось. Нигде не останавливались больше одного дня, да и пищи никакой не было; дни шли чредой, ни дня отдыха не давали; месяцы шли чредой, ни в месяц отдыха не давали. Сколько высоких гор они преодолели, сколько стремительных рек прошли вброд, сколько холмов и перевалов перешли, сколько бесконечных пустынь с маревом прошагали; прошли через илийский Уч-Арал, Огуз-Ашуу, Тай-Ашуу; через много-много дней и ночей все, кто остались живы, достигли степей Ак-Талаа и там остановились.
Когда утром рассвело, и на земле стало светло, изгнанники проснулись и получше рассмотрели холмистые места Ак-Талаа.
Было самое время, когда созрели яблоки и орехи, и плоды лежали на земле повсюду; маки алели кругом, и как раз поспели горлец, ревень и другие травы.
Земли там были не тронутые, хворост там с платан, платан там с башню; послушать – птицы там поют, как горные индейки; ящерицы там, как змеи, змеи с канат в девять саженей; много там было зверей и птиц, о которых люди и слыхом не слыхивали и никогда не видели.
Край степей Ак-Талаа назывался Алтай, и жили там кара-калмаки, маньчжуры и много других народов.
Изгнанные из родных земель люди испытали все тяготы жизни на чужбине, плакали и рыдали от тоски по родине, и выживали, как могли. Постепенно свыклись они с условиями: одни доили коров и пили молоко, другие пасли лошадей и ели мясо. Так и прошел год, и кыргызы научились кое-как общаться с калмаками.
В один из дней мудрец Акбалта собрал людей и зарезал синего вола, приведенного с собой из прежних мест, и обратился к соотечественникам, которые постепенно начали забывать все горести и громко гоготали, словно гусята, потряхивая белыми бородами:
– О мой народ, давайте прогоним от себя тоску. Даже если мы будем все время тосковать и плакать, все равно нам не обрести прежний кыргызский народ. Земля всегда сторицей возвращает то, что добыто трудом человека. Давайте будем обрабатывать землю. Будем жить на этом свете достойно и сытно.
– Дядя Акбалта, у нас ведь говорят: "Чем быть на чужбине султаном, лучше оставаться на родине подметкой от сапог". Разве нам вечно суждено оставаться на чужой земле, и из поколения в поколение скитаться по свету? – молвил один юноша, встав с места.
– О, дети мои, чтобы крепиться, у нас нет крепостей, чтобы опереться на кого-нибудь, у нас нет кыргызского народа. Мы бесприютные странники, посреди кара-калмаков и маньчжуров пленники. У нас нет собственных садов, и у нас нет спокойных снов. Если мы займемся земледелием и сумеем накормить себя, лет так через семь-восемь, может, нам повезет. Эта знаменитая алтайская земля, где обитают кара-калмаки и маньчжуры, они, оказывается, не знают про хлебные злаки. Если снять пояса, засучить рукава и взяться серьезно, земля вернет сторицей, возвернет твой труд. К исхудавшему вернется сила, голодный насытится. За одну тарелку зерна можно будет заполучить целого жеребца.
Как святому, были рады люди Акбалте, многие согласились с его словами. И будто подтверждая их, Джакып продолжил:
– Исхудавший и изголодавшийся люд, давайте согласимся с Акбалтой. Прольем на землю пот и посеем много хлеба.
Перестанем горевать и мотыгой обработаем в этом году всю землю. Чем отлеживать себе бока, потрудимся на славу и накормим себя пока. Давайте послушаемся Акбалты: живым людям нужен скот, поэтому накопим себе в этом году скотину. Всеми усилиями соберем скот и сравняемся с кара-калмаками и маньчжурами. Да будут слова Акбалты благословенны, а кто их не послушает – те до седьмого колена неверны.
Ранней весной все принялись пахать землю. Пригоршнями бросали семена, и уже осенью ели белый хлеб и стали сыты. Остаток урожая обменивали на скот, за горсть – овцу, за тарелку – жеребца, и за год у всех у них была скотинка.
В то время умер брат Ногоя Чийыр, и Джакып взял себе в жены его вдову, именуемую Шакан. Она забыла свое прежнее имя и стала называться в память Чийыра Чийырды. И еще Джакып женился на Бакдёвлёт, дочери Чаяна сына Беена - из монгольского рода
Шли годы, и труд Джакыпа воздался сторицей: скоту прибавилось, сундук был полон золотых вещей, верблюдов стало шесть, лошадей полна вся ложбина; всего достаточно, душа спокойна, тело довольно, настроение отличное, так и стал Джакып жить-поживать припеваючи.
Сказание о Манасе. Нaпaдeниe нa кыpгызoв китaйcкoгo xaнa Aлooкe
