Встречи алайцев с Бонвалотом
В СТАНЕ АЛАЙСКИХ КЫРГЫЗОВ
Путь французских пилигримов в Индию, на полпути к которому им довелось стать гостями Курманджан датки, начался 16 июня 1885 года через туркменское селение Рахабад. Оттуда путники двинулись в Ашхабад, затем добрались до Бухары, а 12 августа 1886-го - до Самарканда. По сведениям Л. Строилова, в Самарканде путешественники « ... неожиданно встретились с хорошо им знакомым Н.И. Корольковым, который был не только опытным администратором, но и большим знатоком края и человеком широких взглядов. В заключение обстоятельной беседы с Бонвалотом и Капю Корольков предложил им: «А почему бы вам не попытаться проникнуть в Индию через Кашгар или даже Памир? Ведь зимой его никогда не пытались исследовать». Как подчеркивает Строилов, именно честолюбие Бонвалота сыграло решающую роль в принятии такого решения. Причем кашгарский маршрут путешественники отвергли именно по причине его большой протяженности. Оставалось лишь одно - идти через Памир.
А вот как излагает о том же переломном моменте путешествия французский исследователь. Он в своей книге не упоминает Королькова, сообщив лишь читателю о том, что тогда «... созрел дерзкий план - достичь Индию сухопутным путем через Памир». Если до того момента экспедицию сопровождал армянин «... по имени Минае», то, по совету самаркандцев, вторым проводником экспедиции стал местный житель Рахмет - известный в Самарканде человек ... отличный наездник, известен искусством джигитовки, прекрасно держится в седле.
В декабре 1886-го в Самарканд путники решили двинуться через Алай, перейти Памир и через Афганистан добраться до Индии. «Наше желание отправиться через Памир в феврале или в марте вызывало у окружающих по меньшей мере недоумение. На нас смотрели как на сумасшедших и все время пытались отговорить», - дополняет автор путевых заметок. Опасения самаркандцев были не лишены оснований: путь через Памир, да еще и зимой, был наиболее рискованным вариантом попасть в Индию. Вот как описывает Габриель Бонвалот погодно-климатические условия, которые ему вскоре пришлось пережить во время этого опасного перехода: «Состояние людей и животных критическое. Мы задыхаемся, не хватает кислорода, носом идет кровь, которая тут же превращается в сосульки.
Идем обессиленные, почти ослепшие, с дикой головной болью, безумно тянет ко сну. Кажется, смерть близка, как никогда. Одна из лошадей упала в яму, пришлось вытаскивать ее оттуда с помощью веревок, обвязанных вокруг живота. У другой лопнула подпруга, и нужно было срочно починить ее. Если лошадь падала, вначале ее надо было разгрузить, разрезать веревки, поднять, затем опять нагрузить. Руки просто немели от этого адского труда. Иногда приходилось тащить вьюки на себе ... Никто не мог сказать, где мы находимся. Иногда нам казалось, что в самой преисподней.... Температура - 68 градусов мороза. Все спали плохо - мешали удушье, шум в ушах, боль в голове, глазах». Прибавим к тому другое обстоятельство - особую структуру выпавшего в горах снега, что сделало их практически непроходимыми. Указывая на этот факт, Бонвалот назвал такую разновидность зимних осадков кыргызским словом «сэры кар» - «желтый снег».
На подступах к «преисподней» члены экспедиции встретились с сыновьями Курманджан датки. Их помощь впоследствии по достоинству оценил даже советский публицист Л. Строилов, автор упомянутого нами материала «Через снега и хребты Алая и Памира», указав, что «... справедливости ради, экспедицию скорее следовало бы рассматривать - сколь бы это ни показалось парадоксальным - как французско-киргизскую, а не как чисто французскую». Причем, как далее указывает он, неоценимая помощь кыргызов позволила путешественникам впоследствии существенно сберечь силы, поскольку «... для совершения своего первого броска через Алай экспедиция не могла обойтись без активного участия в ней значительного числа местных жителей». Советский публицист также воздает должное мужеству и самообладанию кыргызских участников экспедиции: «... нельзя не удивляться здесь мужеству, выдержке и моральной стойкости, проявленным здесь рядовыми алайскими скотоводами, оказавшимися по воле случая спутниками французских путешественников».
Произошло это перед тем, как путники подходили к Памиру через Алай, одолевая один из самых сложных участков - наиболее короткую его тропу через перевал Талдык. Путники выбрали для осуществления перехода именно этот перевал по следующей причине: близость его к Памиру, наличие в окрестностях его многочисленных зимовок алайских кыргызов, а также обещание зимовавших в районе. У его подножья, к северу, были расположены зимние стойбища алайских кыргызов. Что интересно, с младшим сыном родоправительницы, Камчыбеком, Габриель, как выяснилось, уже встречался раньше, когда он с братьями приезжал с визитом к губернатору Ферганы. Последняя же встреча путешественника с ним произошла за девять лет до трагической гибели Камчыбека, казненного, как известно, 3 марта 1895 года в Оше по обвинению в контрабанде наркотиков.
Зимой же 1886-го «алайский принц» дал путникам несколько дельных советов, как благополучно одолеть перевал.
По словам Бонвалота, Камчыбек посоветовал: «В Талдыке не так уж много снега. Когда пройдете Караколь, следуйте вдоль ручьев и постарайтесь избегать встреч с жителями Назирсахиба, которые занимаются грабежами. Кроме того, они сразу же возвестят афганцев о вашем прибытии. И будьте осторожны у китайских постов Ран Коля». Именно по совету Камчыбека путешественники продали своих коней и купили более надежных в тех условиях алайских лошадок. Далее группа основательно подготовилась к памирским морозам, которые, по словам Бонвалота, «ничем не лучше сибирских». В этом месте повествования содержится ценный этнографический материал, поскольку автор со знанием дела описывает традиционную зимнюю обувь и одежду алайских кыргызов: «На базаре мы нашли сапоги, пошитые из двойного войлока с кожаной подошвой. Штанов на каждого купили по двое - одни из толстого войлока, другие, которые одеваются поверх, пошиты из выделанной толстой кожи и называются шалвары.
Нижняя часть этих шалваров прошита кусками шерсти. Верхняя часть тела будет защищена двумя накидками: бешметом и малахаем. Бешмет, или, как его еще называют, тон, - своего рода тулуп, пошитый из овчины с длинной шерстью. На голову мы купили шапки, спадающие до ушей. Поверх всего этого надевается малахай - своего рода капюшон, закрывающий всё тело и застегивающийся впереди. В лицевой части проделаны отверстия для глаз. Руки будут защищены длинными рукавами тулупа. Чтобы защититься от ночного холода, мы взяли толстые одеяла, сделанные из подбитой ваты и снизу прошитые кожей ... И вот пришло время примерить наши обновки, да как же от души мы посмеялись, увидев друг друга во всём этом великолепии, - тулупах, малахаях и сапогах!»
В книге автор не поскупился на описание жизни и быта алайцев и даже системы их самоуправления: «Кара-кыргызы Алая управляются четырьмя избранными главами. Все они являются родными братьями и с большим почтением относятся к своей матери». Скорее всего, как отмечает в сноске переводчик текста, здесь речь идет о Курманджан датке и ее сыновьях - Махмуд-беке, Хасан-беке, Батыр-беке и Камчыбеке. А возможно, и Баясе.
К слову, путешественник успел достаточно хорошо ознакомиться с некоторыми обычаями и даже языком местных кыргызов. В путевых заметках читатель найдет упоминание о ежедневном утреннем намазе - исламской молитве этих кочевников-мусульман, а также используемых ими поговорках и крылатых фразах на кыргызском языке.
Но вернемся к описанию памятной встречи алайцев с Бонвалотом. По его словам, «братья получили от местных властей полномочия по сбору налогов. Они пользуются большим авторитетом и уважением среди местного населения и имеют большое влияние на царскую администрацию. По нашей просьбе братья прибыли в Ош для встречи и обсуждения нашего путешествия».
Как дополняет Л. Строилов, там путники встретили русского офицера Громбчевского, «...известного киргизам и бегло говорившего на их языке, состоялась их встреча с гульчинскими старшинами». Вот как описывает автор своих визави: «Они был и довольно представительные - высокие, широкоплечие, с крепко посаженными на короткой шее головами и маленькими глазами. Все одеты в теплые чапаны, на ногах рыжевато-коричневого цвета кожаные сапоги, в руках богато украшенные камчи. Растаявший снег капал с их бород и меховых шапок. Только один из них был в тюрбане - Батырбек - самый старший, который умел читать и писать». Главным консультантом экспедиции, по совету братьев, стал Сыдык, один из джигитов старшего сына Курманджан датки, Абдуллабека, который, по словам автора заметок, в свое время сражался против генерала Скобелева, потерпел поражение, бежал в Кабул, где и умер. Сыдык, верный соратник Абдуллабека, сопровождал его на протяжении всего пути в Афганистан через Памир. Вот как описывает автор путевых заметок этого знатока памирских гор: типичный кара- кыргыз с обветренным лицом и подозрительным взглядом глубоко посаженных глаз. Одет он был в овечий тулуп, как и большинство местных жителей. Как впоследствии признался Сыдык автору, на Памир он был сослан за чрезмерное увлечение излюбленной «забавой» кочевников - скотокрадством. Это занятие, как известно, кыргызы и казахи издревле называли барымтой и во времена Бонвалота не считали преступлением. «Если честно, я угнал порядка двадцати баранов, - признался французу Сыдык и продолжил: - Но по дороге хозяева догнали и схватили меня. Вдруг один из них узнал меня. Когда-то мы вместе занимались барымта, угоняя скот к Вакхану. Славные были времена! Мы до сих пор в хороших отношениях с ним. Благодаря ему меня не стали наказывать, а решили отослать в айыл племени тейит...»
По совету Сыдыка, который стал третьим, после Минаса и Рахмета, проводником экспедиции, путники 10 марта начали опасное восхождение. Через два дня члены экспедиции двинулись к перевалу Ак-Босого, расположенному у подножья горного хребта Талдык. Г. Бонвалот красочно описал ландшафт местности на столь небывалой для европейца высоте. «Ослепительно белое пространство окружало нас со всех сторон. Вся поверхность земли настолько сверкала белизной, что, казалось, тысячи солнечных лучей, отражаясь от нее, превращались в миллионы и миллиарды драгоценных камней, слепящих наш взор. Температура была выше нуля»,- восхищен автор заметок.
Через четыре дня, 19 марта, путники благополучно добрались до Алая. Назвав эту местность «шлагбаумом на подступах к Памиру», Г. Бонвалот не пожалел ярких эпитетов для описания открывшейся его взору картины: «Все вокруг переливается и сверкает, снег искрится, как роскошная бриллиантовая рос-сыпь, в которых отражаются миллионы солнечных лучей. Из-под ног поднимаются клубы снежной пыли, как золотистая россыпь драгоценных камней». Впрочем, достигших столь живописных мест пилигримов ожидало немало приключений. Например, автору книги пришлось ночевать в сорокаградусный мороз под открытым небом, прижавшись, чтобы не замерзнуть, к стаду баранов, принадлежавших небогатому местному кочевнику, узбеку из Ферганы. Кроме того, на полпути двое погонщиков из числа местных кыргызов обокрали членов экспедиции, уведя у них часть лошадей с провиантом.
Азия глазами путешественника Г. Бонвалота
