Ош. Восстание 1916 г.

Восстание 1916 г. на юге Киргизии

Глубокое недовольство царским правительством, его антинародной внешней и внутренней политикой проявилось, в част­ности, в стихийных антивоенных выступлениях в Цен­тральной России и на среднеазиатских окраинах страны сразу же после первых мобилизаций запасных солдат. В их длинном ряду — и выступление 21—22 июля 1914 г. на Андижанском сборном пункте призванных в армию крестьян и горожан, у которых дома оставались необеспеченные семьи и несжатый урожай. Среди активных участников антивоенных выступлений в Андижане влас­ти особо отмечали мобилизованных из поселков южной части Киргизии, призванных в Джалал-Абадском и Кугартском участках.

В августе 1914 и осенью 1915 г. бастовали сулюктинские горняки, хотя это грозило им отправкой на фронт, недовольство зрело и среди рабочих Ошского хлопко­очистительного завода, где работали преимущественно узбеки и киргизы.

Положение трудящихся сельчан и горожан значи­тельно ухудшалось с каждым месяцем войны в связи с нараставшей хозяйственной разрухой, денежной ин­фляцией, острой нехваткой и дороговизной продуктов и товаров первой необходимости. На их спекуляции бас­нословно наживались торговцы, кулаки и баи, грели ру­ки и чиновники из уездно-городских органов власти, ве­давшие продовольственным делом. Трудовое коренное население Оша и уезда, как и всего Туркестанского края, особенно страдало от непомерно тяжелого налого­вого гнета. Царизм, всегда опасавшийся введения воин­ской повинности для «инородцев» (так презрительно именовали чиновники коренное население Средней Азии и Казахстана), ввел взамен нее дополнительный воен­ный налог. Это резко ухудшило состояние хозяйства дехкан и городских ремесленников из трудовой части местного киргизского, узбекского и таджикского населе­ния в Ошском и соседних уездах на юге Киргизии. Во­енный налог, введенный с 1 января 1915 г. на последую­щее трехлетие, взимался в размере 21% дополнительно с государственных налогов, с городских недвижимых имуществ и промыслового, поземельной государственной подати, государственной оброчной подати и кибиточного сбора. Опутанные долгами у ростовщиков и комиссионе­ров текстильных фирм, хлопкоробы из Джалал-Абадской волости Андижанского уезда и соседних волостей Ош­ского и других уездов, выражали недовольство установ­ленными властями низкими ценами на хлопок, которые, как писали джалалабадцы в жалобе туркестанскому ге­нерал-губернатору, не оправдывают даже расходы на об­работку хлопковых полей. И это в то время, когда на железные и медные изделия, мануфактуру, чай и другие фабрично-заводские товары и продукты цены баснословно возрастали. Общинники-скотоводы Гульчинско-Алайского района также возмущались низкими ценами на скот и лошадей, которые закупались у них представителями военного ведомства.

Чашу народного терпения переполнил царский указ от 25 июня 1916 г. о наборе «туземцев» на военно-ты­ловые работы и последовавшие затем инструкции о пре­доставлении льгот от него представителям низовой администрации, почетным гражданам, духовенству, уча­щимся медресе и другим эксплуататорским элементам, которые либо освобождались от мобилизации, либо мог­ли выставить себе замену.

Как вспоминал старожил Оша Розахун Ахмедалы, местных трудящихся — жителей его старогородской час­ти, киргизских кишлаков и аилов особенно возмущало, что «богачи и баи, муллы своих сыновей в списки (мобилизуемых.— авт.) не включали, а если попадали в список сыновья богатых, то они или откупались, или покупали бедняка, или заставляли батрака посылать своего сына вместо хозяина». Широкое недовольство на­родов Средней Азии и Казахстана усилением националь­но-колониального и социального гнета вылилось в широкомасштабное восстание 1916 г. Началось оно 4 июля в г. Ходженте Самаркандской области, а 8 июля уже пе- рекинулось в Ферганскую область, все уезды которой к 2 июля были охвачены пламенем народного восстания. Причем в Ошском уезде властями отмечались два круп­ных очага волнений.

В начале июля народные волнения всколыхнули и уездный центр — г. Ош. Здесь у подножья Сулейман- горы собралась десятитысячная масса жителей старого («туземного») города, соседних кишлаков и аилов. Го­родская и сельская беднота — ремесленники, мардикеры, чайрикеры гневно протестовали против царского указа о принудительной мобилизации коренного мужского на­селения с 19 до 43 лет на военно-тыловые работы. В от­вет на «отеческое» обращение уездного начальника, прибывшего сюда в окружении полицейских приставов и других чиновников, раздавались протестующие выкри­ки: «Сыновей не дадим!», «Воевать не будем!». А когда аксакалы, муллы и баи заодно с уездно-городскими чиновниками стали увещевать собравшихся и призывать добровольно подчиниться указу ак-падыша («белому царю»), в сторону уездного начальника со свитой и при­служниками полетели камни, кирпичи и палки, что и заставило их поспешно скрыться под защиту солдатских штыков. Зато правдивые слова выступавших затем бе­зымянных народных агитаторов находили, как вспоми­нали участники этого стихийного собрания Т. Раимходжаев и К. Мирзаев, живой отклик среди узбекской и кир­гизской бедноты. А говорили они, что царские чиновни­ки и поддерживавшие их волостные, сельские и аильные старшины, городские аксакалы, баи и муллы сообща уг­нетают местный трудовой люд, друзьями которого явля­ются русские трудовые переселенцы. Только срочно выз­ванная властями карательная часть силой разогнала «бунтовщиков», арестовав наиболее активных из них.

Вскоре массовые волнения вспыхнули в ряде кишла­ков и аилов в уезде. Особенно острый характер носили волнения, начавшиеся 10—14 июля в Булак-Башинской волости. Восставшие дехкане сел Ходжеват и Чокар на бывшем почтовом тракте из Оша в Андижан группами в 50—200 человек нападали на волостного управителя, сельских старшин и пятидесятников, требуя выдачи списков. Повстанцы громили канцелярии, дома и иму­щество сельской администрации. Найденные списки мо­билизуемых, а также поземельные и долговые докумен­ты уничтожали. Расправляясь с ненавистными народу царскими прислужниками из феодально-байской среды, они, однако, как признавали даже царские власти, не причиняли вреда их семьям. В равной мере нигде не пострадали трудовые русские горожане или крестьяне-переселенцы. Все это свидетельствует о том, что нацио­нально-освободительное по характеру восстание 1916 г. на юге Киргизии принимало в ряде районов классовую антифеодальную направленность.



Убоясь справедливого возмездия трудящихся, пред­ставители низового звена местной («туземной») адми­нистрации в страхе бежали в Ош под защиту своих пок­ровителей— царских властей.

Вслед за первыми волнениями в Оше и Булак-Башинской волости, жестоко подавленными властями, пос­ледовали выступления дехкан в Яссинской, Гульчинской, Алайской, Наукатской и Куршабской волостях Ошского уезда, острие их также было направлено не только про­тив царских колонизаторов, но и эксплуататорской фео­дально-байской верхушки. Баи и манапы, опасаясь на­родного гнева, посылали доверенных к уездному началь­нику в Ош с просьбами прислать солдат и казаков. Так поступили, в частности, и имущие верхи населения Узгена и Узгенской волости. Часть повстанцев, обычно вооруженных холодным оружием, не выдержав схватки с превосходящими силами карателей, вынуждена была скрываться в труднодоступных горных местностях Алая. По слухам, сильно беспокоившим уездные власти; где- то в окрестностях Гульчинского укрепления у повстан­цев был склад огнестрельного оружия.

К осени разрозненные очаги восстания были повсе­местно подавлены на юге Киргизии, многие из восстав­ших подверглись жестоким репрессиям, были арестова­ны и судимы или, ожидая неправедного суда, томились в Ошской тюрьме. Тяжелая участь ожидала и повстан­цев, взятых на военно-тыловые работы или вынужден­ных бежать за рубеж.

Как уже отмечалось, в целом восстание 1916 г. на юге Киргизии носило характер национально-освободи­тельного, антиколониального и антивоенного движения, в ряде моментов — антифеодального. Попытки некоторой реакционной части феодально-байских кругов и мусуль­манского духовенства придать ему антирусский харак­тер явно не имели успеха.