Рапорт начальника Пишпекского уезда в Семиреченское областное правление о месте и роли Шабдана Джантаева среди кара-киргизов. Часть - 1

Часть - 1

г. Пишпек 18 марта 1896 г.

Возвращая письма командующего войсками Закас­пийской области за № 809 и командира Закаспийской конной казачьей бригады за № 2167, полученные при предложении областного правления от 2-го сего марта за № 1018, имею честь предоставить следующие сведе­ния о войсковом старшине из кара-киргизов Шабдане Джантаеве.

Чтобы выяснить происхождение влияния, оказывае­мого на кара-киргизов Шабданом Джантаевым, кото­рые генерал-майор барон Штакельберг приписывает его выдающемуся родовитому положению, необходимо не­сколько ознакомиться с историей существующего в Пишпекском уезде манапства, к коему принадлежит и Шабдан.

Кара-киргизы делятся в этом уезде на роды Султу, Сарбагыш, Саяк. В каждом из родов имеются манапы. Род Султу самый сильный, за ним следует Сарба­гыш, к которому принадлежит Шабдан. В каждом роде было по несколько семей манапов, которые во времена Кокандского владычества составляли привилегирован­ные сословия, имевшие в полном своем подчинении киргизов простого звания, носящих до сей поры назва­ние "букара". Господство манапов над букарой было неограниченно: они платили калым за невесту, выставляли свою букару призами на лошадиных скачках и сво­им судом лишали жизни виновным. Во главе всех ма­напов стоял с весьма ограниченными правами киргиз­ский хан Урман. Кокандский хан управлял собственно манапами, судил только манапов, считавшихся между собой равными, богатство манапов определялось не толь­ко количеством скота, но и количеством букары (рабы) и кулов (невольников).У первенствующих число букары считалось так: у Джантая, отца Шабдана было около 700 юрт, у Худояра, отца Сооромбая около 700 юрт, у Джан-гарача, отца Дикамбая с братом Султаналы до 1000 юрт, у Шамена, живого еще и теперь до 400 юрт, затем из более мелких манапов имелось до 300, 200, 100 и менее юрт, даже доходило до 10 юрт. Таким образом, во вре­мена ханства манапы были очень сильны. Все указан­ные выше киргизы теперь живы и были молодыми пар­нями во времена господства их отцов, а так как манап-ство было родовое, то и народ до сих пор не может изменить вкоренившееся в нем сознание о превосходстве и силе манапов, последние же всеми мерами обе­регают до сих пор свое первенствующее положение в среде киргизов. На этом основании авторитет манапов в глазах своей букары действительно велик и с ним на каждом шагу приходится считаться. Но с другой сторо­ны, манапы между собой были равными и влияние каж­дого распространялось только на свою букару. Джан-тай, отец Шабдана, и сей последний, были только чле­нами манапства и не занимали первенствующего положения. Напротив, Джангарач из рода Султу, сын которого Дикамбай, теперь в Сокулукской волости, счи­тался старше и почтеннее Джантая, в самом роде Сар-багыш — Худояр, отец причисленного к Тынаевской во­лости Сооромбая считался влиятельнее и знатнее Джан­тая и Шабдана, бывший же кара-киргизский хан Ормон бесспорно стоял выше всех.

Между тем дети Джангарача, не успевшие выдви­нуться на русской службе, теперь считаются обыкновен­ными манапами, влияющими только на несколько со­тен киргизов своей Сокулукской волости, а дети Ор-мон-хана, возмущавшиеся против России, бежавшие в Кашгар и там разорившиеся со своими юртами, теперь имеют около себя до 50 кибиток сторонников, бывших своих рабов и не могут добиться в Сарбагышевской во­лости, в которой живет и Шабдан, должности более пятидесятника. Сооронбай Худояров и теперь считает­ся равным Шабдану, но по недостатку энергии и менее влиятелен. Следовательно предположение командира Закаспийской конной казачьей бригады, высказанное в письме от 21 декабря 1895 года за № 2167, что Шабдан Джантаев по своему выдающемуся родовитому положе­нию в среде сородичей все-таки принужден нести зна­чительные расходы на нужды народа и правительства по принятому между киргизами обычаю, я беру на себя смелость отрицать. Как описано выше, другие равные Шабдану и даже родовитее его манапы живут теперь как обыкновенные киргизы и не принуждены расходовать­ся на нужды народа и помогают сколько могут по суще­ствующим у киргизов обычаям, наравне с прочими. А потому влияние Шабдана Джантаева главным образом^ основывается на личной его заслуге перед русским пра­вительством, о которой я судить не компетентен и кото­рая одна подлежит оценке в решении вопроса об увели­чении его пенсии.

Далее, хотя родовитость Шабдана имеет значение, но он приобрел первенство между киргизами своим умом и ловкостью. Во время подчинения края русской влас­ти он сразу понял, что их манапскому владычеству на­стал конец и потому, чтобы выдвинуться при новых обстоятельствах, усерднее всех других принялся оказы­вать услуги России, которая и оказала затем [ему свою помощь]. Политику свою он простер далее, укоренив свое положение крупными связями, что доказывается письмами генерал-майора барона Штакельберга и командующего войсками Закаспийской области.

У него есть и другие влиятельные знакомства, о кото­рых Пишпекские уездные начальники и мечтать не смеют, а потому должны видеться с Шабданом не так как с дру­гими манапами. Это народ видит и считает Шабдана силь­ным у русского правительства, а потому — авторитетным.

Не будь такой заслуги перед Россией, он был бы та­кой же манап, как и другие, каких много в Пишпекском уезде. Небольшой пример может подтвердить это. Перед назначением в конце прошлого года в депутаты на свя­щенную коронацию Их Императорских Величеств снача­ла народу не было известно, что депутат от народа дол­жен ехать на свои средства, а потому было предложение собрать на расходы депутата по 20 копеек с юрты. Когда при этом поднялся вопрос о назначении лица, то мно­гим захотелось выдвинуть своих.

Тогда киргизы решили, что равных между ними много и всем хочется быть на коронации, но один Шабдан заслужённее их всех, а потому и было решено избрать Шабдана. Здесь ему пре­имущество дали именно на основании его заслуг и пото­му еще, как говорили киргизы, что "он знает много хо­роших господ, с которыми умеет держать себя". Вся сила Шабдана заключается именно в этом. Киргизы — дети, им бросить пыль в глаза не трудно. Я видел, как Шабдан во время народного праздника резал три дня по несколь­ко голов скота ежедневно и угощал киргизов, которые приезжали к нему толпами на поклон, видел так же, как во время народных игр Шабдан сыпал рублевыми бумаж­ками киргизам, отличившимся в состязаниях, а затем бро­сал горстями серебро в толпу и хохотал, как ребенок, на теснившийся около денег народ. Вот такие его выходки, бьющие на эффект, действительно дорого ему стоят, но едва ли есть основания поддерживать их.

Особенно мне неудобно поддерживать его авторитет при развившейся в нем страсти к разным ишанам и ходжам, для которых он собирает с народа огромные подаяния скотом. Год с чем то назад я в среде почетных лиц поднял вопрос об обуче­нии киргизов русской грамоте, многие откликнулись на это сочувственно и не ставили от себя никаких условий, Шабдан мне прямо обусловил, чтобы школы эти были при мечетях и чтобы дети непременно обучались мусуль­манской религии. В виду этого в нынешнем году я на­чал дело о школах с другими киргизами и когда все со­гласились, Шабдану было уже совестно отставать от дру­гих и он присоединился.

Ни один из его сыновей русской грамоте не обучен, между тем один из них получил высшее мусульманское образование при Андижанском медресе.

Повестка войсковому старшине Шабдану Джантаеву