С членством в левоэсеровской партии связан один эпизод из жизни А. Сыдыкова, который мог обернуться для него трагически. После подавления мятежа в Москве партии левых эсеров наклеили ярлык контрреволюционной и прокулацкой. Однако, несмотря на ожесточенную антиэсеровскую пропаганду и агитацию, дело ликвидации этой почти миллионной организации было вовсе не простым. Требовался новый предлог, чтобы окончательно дискредитировать в массах революционный образ этой партии. Наиболее, привлекательной была идея нового мятежа как звена московского восстания и составной части общего левоэсеровского заговора вкупе с белогвардейцами, казаками, Антантой, направленного на свержение советской власти. Если заговора не было, то его следовала выдумать или подтолкнуть к нему, ибо с провокаторами у большевиков никогда не было особых проблем. На такие мысли, в частности, наводит постановление революционного трибунала при Пишпекском уездном Совете от 17 октября 1918 г. Появление этого любопытного документа напрямую связано с первой попыткой политической дискредитации А. Сыдыкова и левоэсеровского движения в Туркестане. В сфабрикованном, как это оказалось при проверке, документе один из лидеров кыргызских большевиков X. Хасанов изобразил А. Сыдыкова как замаскировавшегося контрреволюционера — левого эсера, духовного лидера и организатора «готовящегося» левоэсеровского заговора, нити которого ведут заграницу и в Ташкент. Дабы яснее и глубже разобраться во всех хитросплетениях этой большевистской провокации местного образца, приведем несколько выдержек из «Очерка истории Компартии Киргизии».
В них говорится: «Упорную борьбу большевистские организации, трудящиеся Киргизии вели против левых эсеров и буржуазных националистов, пытавшихся помешать осуществлению: социалистических преобразований, проведению ленинской национальной политики.
Выдавая себя за партию крестьян, левые эсеры в действительности были идеологами и выразителями интересов колонизаторского кулачества, бывших чиновников и других эксплуататорских элементов.
В партию левых эсеров вошло немало правых эсеров и меньшевиков, представителей байства и манапства, связанных еще со времен царизма и Временного буржуазного правительства с колонизаторами. Часть же трудящихся, попавшая под влияние левых эсеров, по мере разоблачения их предательской политики покидала этих мелкобуржуазных демагогов и шла за большевиками. По требованию (так камуфлировался насильственный разгон. З. К.) трудящегося коренного населения за контрреволюционную деятельность были запрещены буржуазно-националистические организации «Алаш», «Шуро-Исламия» и другие. Интересы трудящихся национальных масс выражали Советы и комиссариаты по национальным делам». В букете обвинений были: «неустойчивость», «организация обструкции в Советах», «отказ решать проблему голодающих за счет кулаков и спекулянтов», «политика ультиматумов», «срыв неотложных решений, работы Советов», «торможение партийно-организаторской деятельности большевиков»., «навязывание бесконечных дискуссий», «отказ от проведения принципиальной классовой политики» и т. п. Что же подразумевалось под такими обвинениями? Это несогласие левых эсеров с закрытием буржуазных газет, запретом буржуазных партий, с Брестским миром, с политикой ограбления крестьян под видом продразверстки, попытки выйти из состава коалиционного большевистско-левоэсеровского правительства и т. п.
Белогвардейский мятеж в селе Беловодском
Этот перечень имел и местное кыргызское продолжение: «В начале декабря 1918 г. вспыхнул белогвардейский мятеж в селе Беловодском, который охватил западную часть Пишпекского и некоторые села соседнего Аулие-Атинского уездов. В планах контрреволюции этот мятеж составлял важное звено в цепи антисоветских выступлений в Советском Туркестане. Его организаторы были связаны с подпольным туркестанским контрреволюционным центром в Ташкенте, с белогвардейцами Семиречья, с английскими империалистами и бывшими царскими дипломатическими представителями в Синьцзяне. Во главе мятежа стояли левые эсеры и алашордынцы, выражавшие интересы бай-манапства, кулачества, различных слоев мелкой буржуазии...».
В действительности все было несколько иначе. После подавления Московского мятежа большевики открыто перешли к политике репрессий и притеснения левых эсеров, под угрозой расправы стали принуждать их сливаться с большевиками. Пишпекский временный уездком РКП в полуультимативной форме поставил вопрос о том, чтобы местные левые эсеры «влились» в большевистскую структуру. 66 членов этой партии, в том числе и А. Сыдыков, так и поступили. 19 ноября 1918 г. в отношении остальных «левых» совещание временного угоркома большевиков приняло погромное по характеру постановление: «Невлившихся членов партии левых социал-революционеров в партию большевиков-коммунистов признать не «левыми», а противниками таковых и ликвидировать, предложив исполкому объявить означенную партию в Пишпеке и Пишпекском уезде более несуществующей, собрание запретить». 1 декабря 1918 г. местная парторганизация левых эсеров была объявлена вне закона. Это была явная и грубая провокация, которая подтолкнула крестьян к мятежу, стала поводом или началом подготовки к нему. Тем не менее, официальная советская историография так и не признала вины партийных органов большевиков в возникновении мятежа, оставшись на позиции организации крупномасштабного заговора.
Бунт был вызван и экономической политикой. Весной 1918 г. беловодские крестьяне были доведены до отчаяния постоянными эксроприациями хлеба, осуществляемыми с помощью красноармейских отрядов, один из которых для этих целей был расквартирован в Беловодске. Когда начались стихийные выступления беловодчан, одним из их требований было убрать этот отряд из их расположения. В эту весеннюю продразверстку, под предлогом обеспечения жителей близлежащих сел Лебединовское, Ново-Покровское и других зерном для посева, Пишпекский Совдеп реквизировал у беловодских крестьян 12 тыс. пудов зерна.
Так что дух бунта витал в воздухе и искрой к нему стало объявление левых эсеров вне закона.
Слияние левоэсеровской фракции Семиреченского областного съезда Советов с большевистской
