Придя к власти, Ленин сделал все, чтобы разрушить старую буржуазную систему права как пережиток капиталистических производственных отношений, в результате чего в стране образовался немыслимый правовой хаос. Ситуация усугублялась изданием множества декретов, невыполнимых в условиях чрезвычайщины и военного коммунизма.
Поэтому советское правительство приняло практическое решение—предоставить судьям-коммунистам неограниченную свободу действий, основываться в своих решениях на «революционной сознательности» и «социалистическом правосознании». После окончания гражданской войны вольница в принятии судебных решений была упорядочена. Было бы самообманом, писал Ленин 17 мая 1922 г., если бы новый Уголовный кодекс обещал отмену террора. «Формулировать статью о терроре надо как можно шире, и только революционное правосознание и революционная совесть могут определить условия применения его на деле». Этот черновой набросок ленинской статьи в соответствующем виде вошел в Уголовный кодекс 1922 г. и с тех пор составлял неотъемлемую часть уголовного права в СССР в отношении политических дел: «Пропаганда и агитация или участие в организации,, или содействие организациям, действующие (пропаганда и агитация) в направлении помощи той части международной буржуазии..., которая стремится к насильственному свержению (коммунистической системы) путем ли интервенции, или блокады, или шпинажа, или финансирования прессы и тому подобными средствами..* карается высшей мерой наказания или лишением свободы». Подобного рода туманные формулировки позволяли привлекать к ответственности за любой нежелательный для официальных властей поступок, даже если в нем не было состава преступления. Время случайных оправдательных приговоров уходило в небытие, а большевики стали особенно щепетильны в вопросах кадрового формирования карательных органов. Старались не допускать в них чужих. Поэтому основной причиной вынесения оправдательного приговора нам прежде всего видится большевистско-левоэсеровский состав ревтрибунала. Далее, на скамье подсудимых сидел «новоиспеченный» член партии большевиков А. Сыдыков, что было немаловажно для защиты. И, наконец, тот факт, что Хасанова в суде не поддержали свои же большевики — члены ревтрибунала А. Иваницын, М. Меркун, Г. Безбородов и другие—свидетельствует о трениях, существовавших в большевистских кругах Пишпека. Это могли быть межличностные и межнациональные отношения, неодинаковое отношение к левым эсерам и перспективам со¬трудничества с ними и т. д. Очевидно, что не все большевики, города и уезда поддерживали «идею» крупномасштабного левоэсеровского заговора. Все это выглядело как-то бесчеловечно по отношению к своим союзникам, коллегам, с которыми они долгое время боролись и жили бок о бок. В Пишпекском Совдепе, например, в это время было 15 большевиков и 13 левых эсеров. Мог ли А. Сыдыков, как утверждал Хасанов, призывать к свержению такого Совета?
Громкий антилевоэсеровский процесс тогда в Пишпеке не состоялся, а коалиция между левыми эсерами и большевиками, несмотря на Беловодское восстание, в Туркестане формально просуществовала до середины 1919 г.
Во время Беловодского мятежа X. Хасанов был казнен восставшими. Вместе с ним погибли коммунисты Бообеков и Бапаков. В результате ожесточенных боев мятежники были разбиты. Руководители мятежа частью погибли в боях, как, например, эсер Агафонцев и дунганин Л. Матанью, другие (Благодаренко) бросились, в бега.
Спустя шесть лет, в 1924 г., А. Сыдыкова вновь попытаются обвинить в подготовке Беловодского восстания и казни нескольких партийных активистов, в том числе и X. Хасанова. Авторами этого заявления были его политические противники Р. Худайкулов, К. Айтбаев и Д. Бабаханов. По горячим же следам никому не пришло в голову обвинить А. Сыдыкова в причастности к мятежу, ибо ничего этого на самом деле не было. Однако эта авантюра, навет становились доказуемыми при резком изменении нравов советского правосудия, когда огульно забвению были преданы все нормы этики и морали, плюралистичность. Слишком привлекательной фигурой представал А. Сыдыков для большевистской Фемиды.
Примечательность первого судебного процесса над А. Сыдыковым состоит в том, что он стал предтечей тех массовых политических процессов, которые охватили Кыргызстан в трагические 30-е годы. Время, когда идеология, «зовущая к топору», стала единственно «верной» и всесильной, было еще впереди.
Провал первой попытки расправиться с А. Сыдыковым
